Новости Отдела Китая ИВ РАН

29 – 30 марта 2009 года

XXXIX научная конференция «Общество и государство в Китае»

XXXIX научная конференция «Общество и государство в Китае» XXXIX научная конференция «Общество и государство в Китае»

 
Конференция состоялась 23-25 марта 2009 г.

23-25 марта 2009 г. в Институте востоковедения РАН прошла 39-я конференция “Общество и государство в Китае”, в работе которой приняли участие 73 специалиста из различных научных и практических организаций Москвы, Санкт-Петербурга, Владивостока, Казани и Воронежа, Латвии, а также находящийся на стажировке в МГУ ученый из КНР, студенты-китаеведы, в частности из Института стран Азии и Африки МГУ Было заслушано и обсуждено более 40 докладов. Материалы конференции изданы в сборнике «XXXIX научная конференция “Общество и государство в Китае” (Ученые записки Отдела Китая, М.: Изд. вост. лит-ры, 2009)».

В тематическом плане внимание участников было привлечено к проблемам идеологии и куль­туры, а также древней и средневековой истории Китая. Получили также достаточное отражение и вопросы, связанные с современной ситуацией в стране, внутренней и внешней политикой КНР. В меньшей степени затрагивались проблемы новой и новейшей истории, а также экономики страны.

В.Г. Гельбрас (ИСАА МГУ) в своем выступлении говорил о новой стратегии развития страны, принятой на очередном пленуме ЦК КПК, которую можно охарактеризовать как “стратегию догоня­ющего развития”, нацеленную на вхождение КНР в число передовых в экономическом плане стран мира. Ставится задача наладить хозяйственное взаимодействие города и деревни, чтобы поднять до современного уровня многие отсталые сельскохозяйственные регионы. Однако остаются нерешен­ными такие проблемы, как “старение” деревенского населения, вопросы прописки и свободы пере­движения, “теневые” финансы и операции с ними. Принимаемые властями меры - выдача государс­твенных кредитов крестьянам, контроль над занятостью и другие дают положительный эффект.

В.П. Курбатов (ИВ РАН) отметил, что в настоящее время КНР находится на третьем месте в мире (вслед за США и Японией) по масштабам экономического развития. По его предположе­нию, у КНР есть возможность вскоре выйти в этом отношении на первое место, поскольку страна имеет положительное сальдо во внешней торговле, значительные золотовалютные средства и пос­тупательный рост экономики. Одновременно увеличивается продолжительность жизни населения, сокращается число людей, живущих за чертой бедности, происходят ощутимые сдвиги в развитии науки и техники. Это не значит, что в стране нет проблем: растет потребность в энергоносителях, в промышленных районах загрязняется природная среда.

Ф. Овчинников (ИСАА), в свою очередь, обратил внимание на то, что экономическое развитие страны идет неравномерно: несмотря на то, что доходы населения повсеместно растут, заработки в разных частях страны сильно отличаются, особенно велика разница между югом и севером.

Я.М. Бергер (ИДВ РАН) отметил некоторые проблемы в финансово-экономической сфере КНР. В частности, банки имеют скорее сберегательный, а не инвестиционный характер. Внутреннее пот­ребление меньше, чем экспортная составляющая. В стране существует вакансия приблизительно на 9 млн рабочих мест, а для дальнейшего поступательного развития необходимо вдвое больше. Мировой кризис резко уменьшает спрос на китайские товары за рубежом. Китайцы живут на преж­ние накопления. Тем не менее есть вероятность, что Китай может выйти из общемирового кризиса раньше других развитых стран.

Ю.В. Чудодеев (ИВ РАН) в докладе “Китай - Тайвань: политическая конфронтация, или ста­бильное сосуществование” рассмотрел ситуацию, сложившуюся в настоящее время во взаимоотно­шениях правительства КНР и тайваньских властей. Пекин придерживается концепции “Одна стра­на, две системы”. Однако как свидетельствуют опросы, до 80% населения Тайваня предпочитают сохранить сложившееся положение, а именно: Тайвань и КНР - два разных китайских государства.

Стремления тайваньских властей провозгласить Тайвань и прилегающие к нему острова суверен­ным государством не ослабевает, а КНР, в свою очередь, угрожает принять в таком случае самые жесткие меры. США в этой ситуации отдают предпочтение сохранению “status quo” в отношениях КНР-Тайвань. Нынешний лидер правящей на Тайване партии Гоминьдан Ма Инцзю выступает за дальнейшее развитие экономических отношений с континентальным Китаем, но политическое вос­соединение по-прежнему отвергается. Так что решение “Тайваньского вопроса”, вероятнее всего, займет еще продолжительное время.

Тема выступления Е.Ю. Стабуровой (Рига, Ун-т им. П. Страдыня) - взаимоотношения КНР с Европейским союзом. Она отметила, что поиски форм сотрудничества между ними велись довольно долго. Саммит, определивший формат сотрудничества, состоялся в 1998 г. Но европейская сторона в переговорном процессе подходила к рассматриваемому вопросу со своей системой ценностей, которая не во всем устраивала китайских партнеров.

В.С. Кузнецов (ИДВ) говорил о некоей негативной преемственности во внутриполитической ситуации в Китае, начало которой было положено восстанием ихэтуаней (1899-1901). Она продол­жалась в затяжных гражданских войнах первой половины ХХ в. и в какой-то степени не преодолена и в настоящее время, свидетельством чему является положение в Тибете и Синьцзяне. Китайское правительство склонно обвинять в этом экстремистские круги в означенных регионах, но, по мне­нию докладчика, корни этого следует искать глубже.

Ситуация в Синьцзяне затрагивалась и в докладе О.В. Зотова (ИВ РАН). Он отметил, что в недавно вышедшей “Белой книге” оборонных ведомств КНР она рассматривается как главная опас­ность во внутриполитическом положении в стране. Надежда решить эту проблему с помощью меж­дународной Шанхайской организации сотрудничества не оправдалась, и вследствие этого интерес в КНР к ШОС в настоящее время несколько снизился.

У. Берзиня (Рига, Ун-т им. П. Страдыня) проанализировала лексику официальных письменных документов - речи китайских руководителей, официальные заявления и т.д. Это, по ее мнению, дает возможность более четкого понимания представлений и позиции современных китайских руково­дящих кругов о тех или иных проблемах. Допустим, какие эпитеты сопровождают упоминание той или иной страны, какая используется терминология в том или ином случае. При этом надо учиты­вать, что некоторые термины в Китае традиционно понимаются иначе, чем в других, в частности, европейских, странах.

А.Л. Верченко (ИДВ) обратила внимание на негативные последствия для экономического и культурного строительства в КНР отзыва советских специалистов из Китая в 1960 г. в ходе обост­рения отношений между двумя странами. В докладе на конкретных примерах было показано, что помощь советских специалистов КНР была весьма ощутима и плодотворна. Так, в КНР трудилось более 700 советских ученых только из Академии наук СССР.

Несколько докладов было посвящено некоторым вопросам новой и новейшей истории Китая. Н.Л. Мамаева (ИДВ) рассмотрела позиции СССР и США во время антияпонский войны Китая. СССР сразу заявил о поддержке Китая, США и Англия выразили свое осуждение и протест против действий японцев. СССР стал поставлять Китаю оружие и давать кредиты. Но так как официальные гоминьдановские деятели и в этой ситуации не прекращали своих нападок на СССР, кредитование было прекращено. И СССР, и США пытались смягчить противоречия между Гоминьданом и КПК, которые оставались исключительно острыми даже в условиях общих усилий в борьбе с внешним врагом. Но к рубежу 1944-1945 гг. стали выявляться и противоположные подходы СССР и США к китайскому вопросу в целом.

З.Д. Каткова (ИВ РАН) говорила о роли, которую играл на различных международных перего­ворах китайский государственный деятель и дипломат Гу Вэйцзюнь. Он, в частности, критиковал некоторые американские проекты до- и послевоенного урегулирования международных проблем.

В докладе А.Н. Хохлова (ИВ РАН) сообщалось о наличии в отечественных архивах документов о походе российских войск в Кульджу в конце XIX в. В это время китайский Туркестан был охвачен восстанием, и Россия объявила, что для защиты интересов своих подданных вынуждена взять под контроль часть Семиречья до конца волнений. В документах содержатся сведения о желании зна­чительной части местного среднеазиатского населения войти в состав российского, а не китайского государства.

Ряд докладов был посвящен более ранним страницам истории Китая.

М.Е. Кузнецова-Фетисова (ИВ РАН) рассказала об археологических раскопках в Иньсюе, до­казавших реальное существование древнекитайского государства Шан-Инь. Городище было обна­ружено в 1899 г., научные раскопки велись с 1928 по 1937 г., были прерваны на время войны, потом были возобновлены и продолжаются до сих пор. С конца 1980-х гг. здесь функционирует музей. Археологические открытия помогают по-новому взглянуть на историю Китая в целом.

А.К. Нагуманова (ИСАА) осветила вопрос о классификации найденных в раскопках в Иньсюе гадательных надписей. Эта классификация основывается на различных типах надписей. Ученые выделяют пять типов надписей на панцирях черепах и особый тип - надписи на костях различных животных. Надписи на панцирях более разнообразны по тематике, чем надписи на костях, хотя про­слеживается общая схожесть и тех, и других. На большинстве панцирей и костей с надписями нет трещин, что говорит о том, что их не грели на огне в процессе гадания, как считалось ранее.

В докладе С. Кучеры (ИВ РАН) отмечалось, что в древнем Китае большое значение придава­лись умению хорошо стрелять из лука. Оно считалось одним из обязательных “шести искусств”, которые должен изучить “совершенный” человек. В стрельбе из лука участвовали и сам государь (ван), и приближенная к нему знать. При этом соблюдались различные церемониальные нормы, со­провождавшие процедуру стрельбы. Истоки этого феномена, по мнению докладчика, следует искать в существовавшем в Китае в более древние времена обряде жертвоприношения различным духам и божествам. При обсуждении доклада возникла дискуссия о роли и характере ритуалов в древнем Китае и вообще в истории страны.

Д. Комаров (ИСАА) обратил внимание аудитории на то, что надписи, имеющиеся на бронзовых сосудах эпохи Западного Чжоу (1027-771 гг. до н.э.), имеют определенную связь с видом, т.е. пред­назначением данного сосуда. Эти сосуды могли использоваться и для ритуальных, и для бытовых нужд. Их можно подразделить на пять основных типов. Большинство надписей на них ритуального характера, и они в чем-то схожи с заклинаниями.

П. Халтурина (ИСАА) проследила основные этапы политической истории древнекитайского царства Вэй в середине V - конце III в. до н.э. Первый этап датируется 424-371 гг. до н.э. и харак­теризуется многократно предпринимаемыми военными походами против других китайских царств и активной дипломатической деятельностью. В это время Вэй было в числе лидирующих царств в политически раздробленном Китае. Второй этап охватывает 370-277 гг. до н.э. и также сопряжен со многими походами против соседей, но последние в борьбе с Вэй действовали уже согласованно, что способствовало стабилизации положения в этом государстве. Третий период - 276-225 гг. до н.э. характеризуется усиливающейся зависимостью Вэй от царства Цинь и заканчивается падением Вэй- ского царства.

Е.О. Бурцева (ИСАА) проанализировала древнекитайский трактат Бань Бяо “Ван мин лунь” (“О повелении (Неба) государям”) I в. до н.э. в плане тех нормативов, которые предписывались свыше китайскому императору. Образцом поведения для него должны были служить действия мифическо­го правителя Яо, отличавшегося, согласно преданию, одновременно и воинственностью, и кротос­тью. Но некоторыми положительными качествами, в том числе и физическими, правитель должен был обладать изначально, поскольку иначе на него не пал бы выбор Неба. Свое благоволение к тому или иному кандидату (или претенденту) на престол Небо проявляло различными “знаками” - неор­динарными природными явлениями. При обсуждении доклада был затронут вопрос о понимании категории у вэй (недеяния) в применении к методам управления, предписываемым традицией “об­разцовым” государям.

В.В. Башкеев (ИСАА) проследил эволюцию, во взаимоотношениях носителей высшей власти (императоров) с высшим чиновничеством во II-I вв. до н.э. Докладчик выделил два периода: с 221 г. до н.э. (т.е. начало династии) до 179 г. до н.э. и соответственно с 178 г. до н.э. до падения династии Хань в 8 г. н.э. Первый период характеризуется постепенной выработкой модели власти в высшем эшелоне. Усиливается роль “первых советников” (чэнсян), увеличивается их число. Во второй пери­од произошло усиление влияния на власть высших военных кругов, в частности главного военачаль­ника - сыма, и некоторое оттеснение “первых советников”.

Ф.С. Жиров (ИСАА) затронул ту же проблему - эволюцию реальной власти в стране, но на более позднем этапе - в эпоху Троецарствия (220-280 гг.). Укрепление власти правителей царства Вэй происходило, по мнению докладчика, постепенно. А затем наблюдается активизация внешней политики и, соответственно, укрепление положения военных кругов.

В докладе С.В. Дмитриева (ИВ РАН) были даны подробные сведения о древнем городе Кара­корум, столице Монгольской империи, название которого происходит от находящихся рядом гор и имеет тюркское происхождение. Варианты названий прилегающих гор и местностей могут служить свидетельством пребывания в данном районе различных племен и народностей в разное время. Здесь формировался и Уйгурский каганат, который сыграл значительную роль в истории Централь­ной Азии и Дальнего Востока.

А.Ш. Кадырбаев (ИВ РАН) проанализировал деятельность основателя монгольской династии Юань в Китае - хана Хубилая (1215-1294). После закрепления своей власти в Китае, отметил доклад­чик, он действовал, опираясь на многочисленных советников из числа высших китайских сановников. Во время его правления большое внимание уделялось сельскому хозяйству, была упорядочена систе­ма налогов, проведена военная реформа, учреждена своего рода академия Ханьлиньюань, готовив­шая квалифицированные управленческие кадры для высших звеньев административного аппарата. Столица его многонациональной империи - Пекин (Ханбалык) была заново отстроена и украшена. Правда, при нем в правовом отношении жители северных районов Китая были поставлены в более благоприятное положение, чем остальные; попытки подчинить Японию и остров Яву оказались не­удачными, но, тем не менее, его деятельность в Китае может быть оценена положительно.

А.А. Бокщанин (ИВ РАН) отметил большой интерес, который наблюдается в последнее время в Китае к жизни и деятельности китайских императоров, о чем свидетельствует появление в стране многочисленных и разнообразных публикаций на эту тему. По мнению докладчика, деятельность императоров в той или иной степени отражала суть внутренней и внешней политики страны за бо­лее чем две тысячи лет. При этом представляют интерес в научном и познавательном плане черты характера правителей Китая, их индивидуальность.

А.А. Смирнов (ИСАА) высказал мнение о том, что политическая история традиционного Китая еще не достаточно изучена и представлена в отечественной научной литературе. Что же касается традици­онной китайской историографии, то в ней прослеживается определенный идеологический приоритет - акцент на проблемы приобретения, передачи и продолжения осуществления власти в стране.

Большое внимание на конференции было уделено проблемам идеологии и культуры Китая.

А.А. Крушинский (ИДВ) выявил гексаграммные истоки характерной для китайской класси­ческой логико-методологической мысли. Противоречие как тип рассуждений и альтернативность подходов, считает докладчик, выступает главенствующим способом построения текста во многих произведениях древнекитайских мыслителей. Правда, выражаться это может по-разному. В древ­некитайских гексаграммах текст связан с графикой, прослеживается парность в построении гексаг­рамм. Исходя из этого, докладчик делает вывод о композиционной продуманности древнекитайских классических текстов.

Т.П. Чибисов (Воронеж) рассмотрел особенности построения древнекитайских текстов и, в част­ности, тетраграммы, выявляющие некую периодичность в этих текстах. Как и гексаграммы, они свидетельствуют о наличии определенных “периодов” и “фаз” в построении изложения, соотнося­щихся со временем, его течением. Иначе говоря, эти тексты можно считать многоуровневыми.

Доклад М.С. Целуйко (ИСАА) представил структурный анализ текста древнекитайского мыс­лителя Хань Фэй-цзы, чей трактат был определен докладчиком как текст “рассужденческого” харак­тера. Здесь выделяются разные структурные слои, деление текста верифицировано. Доклад вызвал дискуссию о структурированности древнекитайских текстов идеологического характера в целом.

К. Козетинская (СПб. ГУ) говорила о различных подходах к научному анализу текста древне­китайского трактата “Гунсуньлун цзы”, в частности о вариантах перевода (и, соответственно, пони­мания) встречающегося в тексте выражения “чжи у лунь” (буквально - “о смысле, или же значении вещей”).

В докладе Е.А. Кия (СПб. ГУ) была дана интерпретация буддийского понятия спадхъямахи в китайском варианте. Отмечалось, что имеется несколько его трактовок и, соответственно, перево­дов. Как считает докладчик, интерпретация понятия спадхъямахи как “нигилизм” неверна. В данном случае имеется в виду существование всех вещей “чудесным образом”, что исходит из понимания природы самого Будды.

А.Ю. Ионов (ИСАА), основываясь на анализе даоских терминов ци и ци гун в тексте трактата “Юань ци” обосновал их перевод как “выправлять Путь, совершенствуя свое тело”.

Е.А. Захарова (СПб. ГУ) по-новому перевела понятие “недеяние” (у вэй), содержащееся в трак­тате “Синь юй” (“Ночные речи”), раскрыв его глубокий философский смысл.

Тема выступления С.Ю. Рыкова (Ин-т философии РАН) - проповедуемое последователями фи­лософской школы моистов учение о знании. В соответствии с этим учением, у каждой вещи есть своя “идея”. Задача познающего - найти связь между вещью и идеей, чего можно достигнуть лишь благода­ря способности познающего рассуждать и расставлять все вещи по “правильным” категориям.

Д.А. Худяков (ИСАА) рассказал о распространении в Китае таких религиозных учений, как ислам, буддизм и христианство. Буддизм здесь закрепился в виде определенных догматов, ис­лам распространен главным образом среди национальных меньшинств, христианство проник­ло с конца XVIII в., хотя было известно китайцам еще с VII-VIII вв. Иностранцы-христиане со временем стали получать руководящие посты, император положительно отнесся к переводу христианских канонических трактатов на китайский язык. В середине XIX в. миссионеры про- тестанского толка закончили перевод Библии и ряда других канонических христианских текстов на китайский язык. В настоящее время в Китае насчитывается около 10 млн католиков и 4 млн протестантов. Православная же церковь не стремилась активно привлекать адептов среди китай­цев. Доклад вызвал дискуссию участников конференции о технике перевода китайских текстов и, в частности, религиозных.

С.Н. Баконина (Свято-Тихоновский ун-т) говорила о распространении и существовании в Маньчжурии православия. Этот процесс сопровождался внутренними противоречиями среди адеп­тов (преимущественно русского населения) и препятствиями со стороны властей. Но еще в 1922 г. по этому вопросу было достигнуто соглашение с местными властями. Тем не менее и внутренняя борьба в среде церковнослужителей, и нападки властей имели место и позже.

А.А. Терехов (СПб. ГУ) отметил многоплановость, присущую образу дракона в китайской тра­диции. Дракон - это божество, прообразом которого было тотемное восприятие дерева (как обоб­щенного понятия). Отсюда на голове дракона изображались два выроста, символизировавшие дере­вья. По древнейшим космогоническим представлениям, тотем дракона, как и дерева, сопрягался с Востоком. Позже образ дракона стал ассоциироваться с божеством дождя и превратился в символ императорской власти.

В докладе М.А. Грозы (СПб. ГУ) было освещено такое малоизвестное в истории китайской идеологии явление, как существование в Китае храмов в честь демонов, находившихся в южных провинциях страны и на острове Тайвань. Храмы строились у захоронений самоубийц или возле “нехороших” и опасных мест. Оценивая этот факт, трудно сказать, было ли это отражением каких-то народных верований, или же деятельностью каких-либо маргинальных группировок.

В.Ц. Головачёв (ИВ РАН) рассказал об обычае матрисуицида, т.е. самоубийства матери в опре­деленных обстоятельствах, бытовавшем в созданном в 386 г. государстве Северное Вэй. Это явление было привнесено в Китай извне и в последующее время не получило распространения, его корни следует искать в существовавших у северных соседей Китая верованиях.

Традиционные начала, как показала в своем выступлении А. Воробьева (Москва), прослежива­ются и в истории женского движения в Китае с конца XIX - начала XX в. Оно становится наиболее заметным после “Движения 4 мая” 1919 г. - массовых выступлений за проведение демократических преобразований в стране. Противоречия между традицией и новыми явлениями довольно ярко от­разились в художественной литературе 20-х гг. прошлого века.

И.П. Карезина (Ассоциация Св. Фомы) осветила научную деятельность в Китае выходца из России миссионера Галлерштейна (1703-1774). Он прибыл в Китай в 1739 г. и служил в Пекине в Астрономической палате, став со временем ее начальником и находясь в этой должности почти 30 лет. Он знакомил китайцев с европейскими познаниями в астрономии и других науках, научил их изготовлять современные астрономические приборы и пользоваться ими.

В порядке сопоставления китайской и японской культурных традиций был заслушан доклад А.Б. Лисовик (СПб. ГУ) о традиционной японской обрядности в ее культурно-религиоведческом ас­пекте. В частности, отмечалось, что в Японии в повседневной жизни люди, не считающие себя рели­гиозными, посещают храмы, отмечают по принятой традиции религиозные праздники - украшают свои жилища по предписываемым религией нормам, готовят соответствующие кушанья и т.п.

Д.Е. Мартынов (Казанский гос. ун-т) дал оценку трудов западноевропейских и американских синологов о деятельности известного китайского реформатора конца XIX в. Кан Ювэя. Отмечалось, что в 1987 г. в КНР было издано собрание его сочинений, содержащее 307 работ. Деятельность и ли­тературное наследие Кан Ювэя широко освещены в трудах западных синологов, однако большинс­тво их имеет скорее описательный характер (исключение составляют работы Л. Фистера). Труды российского академика С.Л. Тихвинского о жизни и деятельности Кан Ювэя и реформаторском дви­жении в Китае на этом фоне смотрятся очень выигрышно и являются заметным вкладом в изучение данной проблематики.

А.И. Кобзев (ИВ РАН) в своем докладе подчеркнул ту разницу, которая существует между по­нятием “синология” (китаеведение) в зарубежных по отношению к Китаю странах и в самом Китае. Вне пределов Китая это “изучение Китая”, в Китае - “изучение страны” (го сюэ, хань сюэ). Научный подход к изучению собственной истории обозначился еще с III в. до н.э. и отразился, в частности, в энциклопедическом труде “Люй ши чунь цю”. Определенный историзм можно найти и в древне­китайских идеолого-философских классических трактатах, не говоря о разнообразных летописных трудах, появившихся в то же время.

Сравнительно меньше, чем на предшествующих конференциях, внимание было уделено лите­ратуре и искусству Китая. Э.А. Синецкая (ИВ РАН) подметила социально-психологические измене­ния в настроениях части китайской современной молодежи на примере книги Чжоу Вэйхуй “Бэби из Шанхая”.

М.А. Неглинская (ИВ РАН) познакомила аудиторию с тенденцией, наблюдаемой в настоящее время в китайском искусстве - явным поворотом в сторону Запада. Начало этого процесса можно проследить с рубежа 70-80-х гг. прошлого века. Со второй половины 80-х гг. все больший интерес вызывает абстракционизм (китаизированный), появляется “политический” поп-арт, элементы эро­тики наряду с новыми художественными студиями, оживлением выставочной деятельности, разного рода биеннале и т.п.

Т.И. Виноградова (Библиотека РАН, СПб.) говорила о китайской иллюстрированной книге. Ил­люстрации и гравюры встречаются в книгах с ГХ в. Первоначально иллюстрации группировались все вместе в начале книги, а затем, около XIII в., появляются иллюстрированные сутры, где вверху страницы - картинка, а под нею текст книги. Позже иллюстрации начинают включаться в текст книжных свитков органично, сопровождая текст.

Подводя итоги конференции, можно сказать, что она, как и раньше, вызвала определенный ин­терес у ученых-китаеведов и востоковедов в более широком плане, позволила обменяться мнениями по самым различным проблемам истории, идеологии и культуры в его историческом прошлом и в последнее время, продолжив уже сложившуюся и существующую традицию.

Отчет опублкован: Бокщанин А.А. Общество и государство в Китае // ВОСТОК (ORIENS), 2009, № 6, с. 138-143.