Новости Отдела Китая ИВ РАН
29 – 30 марта 2009 года
XXXIX научная конференция «Общество и государство в Китае»
Конференция состоялась 23-25 марта 2009 г.
23-25 марта 2009 г. в Институте востоковедения РАН прошла 39-я конференция “Общество и государство в Китае”, в работе которой приняли участие 73 специалиста из различных научных и практических организаций Москвы, Санкт-Петербурга, Владивостока, Казани и Воронежа, Латвии, а также находящийся на стажировке в МГУ ученый из КНР, студенты-китаеведы, в частности из Института стран Азии и Африки МГУ Было заслушано и обсуждено более 40 докладов. Материалы конференции изданы в сборнике «XXXIX научная конференция “Общество и государство в Китае” (Ученые записки Отдела Китая, М.: Изд. вост. лит-ры, 2009)».
В тематическом плане внимание участников было привлечено к проблемам идеологии и культуры, а также древней и средневековой истории Китая. Получили также достаточное отражение и вопросы, связанные с современной ситуацией в стране, внутренней и внешней политикой КНР. В меньшей степени затрагивались проблемы новой и новейшей истории, а также экономики страны.
В.Г. Гельбрас (ИСАА МГУ) в своем выступлении говорил о новой стратегии развития страны, принятой на очередном пленуме ЦК КПК, которую можно охарактеризовать как “стратегию догоняющего развития”, нацеленную на вхождение КНР в число передовых в экономическом плане стран мира. Ставится задача наладить хозяйственное взаимодействие города и деревни, чтобы поднять до современного уровня многие отсталые сельскохозяйственные регионы. Однако остаются нерешенными такие проблемы, как “старение” деревенского населения, вопросы прописки и свободы передвижения, “теневые” финансы и операции с ними. Принимаемые властями меры - выдача государственных кредитов крестьянам, контроль над занятостью и другие дают положительный эффект.
В.П. Курбатов (ИВ РАН) отметил, что в настоящее время КНР находится на третьем месте в мире (вслед за США и Японией) по масштабам экономического развития. По его предположению, у КНР есть возможность вскоре выйти в этом отношении на первое место, поскольку страна имеет положительное сальдо во внешней торговле, значительные золотовалютные средства и поступательный рост экономики. Одновременно увеличивается продолжительность жизни населения, сокращается число людей, живущих за чертой бедности, происходят ощутимые сдвиги в развитии науки и техники. Это не значит, что в стране нет проблем: растет потребность в энергоносителях, в промышленных районах загрязняется природная среда.
Ф. Овчинников (ИСАА), в свою очередь, обратил внимание на то, что экономическое развитие страны идет неравномерно: несмотря на то, что доходы населения повсеместно растут, заработки в разных частях страны сильно отличаются, особенно велика разница между югом и севером.
Я.М. Бергер (ИДВ РАН) отметил некоторые проблемы в финансово-экономической сфере КНР. В частности, банки имеют скорее сберегательный, а не инвестиционный характер. Внутреннее потребление меньше, чем экспортная составляющая. В стране существует вакансия приблизительно на 9 млн рабочих мест, а для дальнейшего поступательного развития необходимо вдвое больше. Мировой кризис резко уменьшает спрос на китайские товары за рубежом. Китайцы живут на прежние накопления. Тем не менее есть вероятность, что Китай может выйти из общемирового кризиса раньше других развитых стран.
Ю.В. Чудодеев (ИВ РАН) в докладе “Китай - Тайвань: политическая конфронтация, или стабильное сосуществование” рассмотрел ситуацию, сложившуюся в настоящее время во взаимоотношениях правительства КНР и тайваньских властей. Пекин придерживается концепции “Одна страна, две системы”. Однако как свидетельствуют опросы, до 80% населения Тайваня предпочитают сохранить сложившееся положение, а именно: Тайвань и КНР - два разных китайских государства.
Стремления тайваньских властей провозгласить Тайвань и прилегающие к нему острова суверенным государством не ослабевает, а КНР, в свою очередь, угрожает принять в таком случае самые жесткие меры. США в этой ситуации отдают предпочтение сохранению “status quo” в отношениях КНР-Тайвань. Нынешний лидер правящей на Тайване партии Гоминьдан Ма Инцзю выступает за дальнейшее развитие экономических отношений с континентальным Китаем, но политическое воссоединение по-прежнему отвергается. Так что решение “Тайваньского вопроса”, вероятнее всего, займет еще продолжительное время.
Тема выступления Е.Ю. Стабуровой (Рига, Ун-т им. П. Страдыня) - взаимоотношения КНР с Европейским союзом. Она отметила, что поиски форм сотрудничества между ними велись довольно долго. Саммит, определивший формат сотрудничества, состоялся в 1998 г. Но европейская сторона в переговорном процессе подходила к рассматриваемому вопросу со своей системой ценностей, которая не во всем устраивала китайских партнеров.
В.С. Кузнецов (ИДВ) говорил о некоей негативной преемственности во внутриполитической ситуации в Китае, начало которой было положено восстанием ихэтуаней (1899-1901). Она продолжалась в затяжных гражданских войнах первой половины ХХ в. и в какой-то степени не преодолена и в настоящее время, свидетельством чему является положение в Тибете и Синьцзяне. Китайское правительство склонно обвинять в этом экстремистские круги в означенных регионах, но, по мнению докладчика, корни этого следует искать глубже.
Ситуация в Синьцзяне затрагивалась и в докладе О.В. Зотова (ИВ РАН). Он отметил, что в недавно вышедшей “Белой книге” оборонных ведомств КНР она рассматривается как главная опасность во внутриполитическом положении в стране. Надежда решить эту проблему с помощью международной Шанхайской организации сотрудничества не оправдалась, и вследствие этого интерес в КНР к ШОС в настоящее время несколько снизился.
У. Берзиня (Рига, Ун-т им. П. Страдыня) проанализировала лексику официальных письменных документов - речи китайских руководителей, официальные заявления и т.д. Это, по ее мнению, дает возможность более четкого понимания представлений и позиции современных китайских руководящих кругов о тех или иных проблемах. Допустим, какие эпитеты сопровождают упоминание той или иной страны, какая используется терминология в том или ином случае. При этом надо учитывать, что некоторые термины в Китае традиционно понимаются иначе, чем в других, в частности, европейских, странах.
А.Л. Верченко (ИДВ) обратила внимание на негативные последствия для экономического и культурного строительства в КНР отзыва советских специалистов из Китая в 1960 г. в ходе обострения отношений между двумя странами. В докладе на конкретных примерах было показано, что помощь советских специалистов КНР была весьма ощутима и плодотворна. Так, в КНР трудилось более 700 советских ученых только из Академии наук СССР.
Несколько докладов было посвящено некоторым вопросам новой и новейшей истории Китая. Н.Л. Мамаева (ИДВ) рассмотрела позиции СССР и США во время антияпонский войны Китая. СССР сразу заявил о поддержке Китая, США и Англия выразили свое осуждение и протест против действий японцев. СССР стал поставлять Китаю оружие и давать кредиты. Но так как официальные гоминьдановские деятели и в этой ситуации не прекращали своих нападок на СССР, кредитование было прекращено. И СССР, и США пытались смягчить противоречия между Гоминьданом и КПК, которые оставались исключительно острыми даже в условиях общих усилий в борьбе с внешним врагом. Но к рубежу 1944-1945 гг. стали выявляться и противоположные подходы СССР и США к китайскому вопросу в целом.
З.Д. Каткова (ИВ РАН) говорила о роли, которую играл на различных международных переговорах китайский государственный деятель и дипломат Гу Вэйцзюнь. Он, в частности, критиковал некоторые американские проекты до- и послевоенного урегулирования международных проблем.
В докладе А.Н. Хохлова (ИВ РАН) сообщалось о наличии в отечественных архивах документов о походе российских войск в Кульджу в конце XIX в. В это время китайский Туркестан был охвачен восстанием, и Россия объявила, что для защиты интересов своих подданных вынуждена взять под контроль часть Семиречья до конца волнений. В документах содержатся сведения о желании значительной части местного среднеазиатского населения войти в состав российского, а не китайского государства.
Ряд докладов был посвящен более ранним страницам истории Китая.
М.Е. Кузнецова-Фетисова (ИВ РАН) рассказала об археологических раскопках в Иньсюе, доказавших реальное существование древнекитайского государства Шан-Инь. Городище было обнаружено в 1899 г., научные раскопки велись с 1928 по 1937 г., были прерваны на время войны, потом были возобновлены и продолжаются до сих пор. С конца 1980-х гг. здесь функционирует музей. Археологические открытия помогают по-новому взглянуть на историю Китая в целом.
А.К. Нагуманова (ИСАА) осветила вопрос о классификации найденных в раскопках в Иньсюе гадательных надписей. Эта классификация основывается на различных типах надписей. Ученые выделяют пять типов надписей на панцирях черепах и особый тип - надписи на костях различных животных. Надписи на панцирях более разнообразны по тематике, чем надписи на костях, хотя прослеживается общая схожесть и тех, и других. На большинстве панцирей и костей с надписями нет трещин, что говорит о том, что их не грели на огне в процессе гадания, как считалось ранее.
В докладе С. Кучеры (ИВ РАН) отмечалось, что в древнем Китае большое значение придавались умению хорошо стрелять из лука. Оно считалось одним из обязательных “шести искусств”, которые должен изучить “совершенный” человек. В стрельбе из лука участвовали и сам государь (ван), и приближенная к нему знать. При этом соблюдались различные церемониальные нормы, сопровождавшие процедуру стрельбы. Истоки этого феномена, по мнению докладчика, следует искать в существовавшем в Китае в более древние времена обряде жертвоприношения различным духам и божествам. При обсуждении доклада возникла дискуссия о роли и характере ритуалов в древнем Китае и вообще в истории страны.
Д. Комаров (ИСАА) обратил внимание аудитории на то, что надписи, имеющиеся на бронзовых сосудах эпохи Западного Чжоу (1027-771 гг. до н.э.), имеют определенную связь с видом, т.е. предназначением данного сосуда. Эти сосуды могли использоваться и для ритуальных, и для бытовых нужд. Их можно подразделить на пять основных типов. Большинство надписей на них ритуального характера, и они в чем-то схожи с заклинаниями.
П. Халтурина (ИСАА) проследила основные этапы политической истории древнекитайского царства Вэй в середине V - конце III в. до н.э. Первый этап датируется 424-371 гг. до н.э. и характеризуется многократно предпринимаемыми военными походами против других китайских царств и активной дипломатической деятельностью. В это время Вэй было в числе лидирующих царств в политически раздробленном Китае. Второй этап охватывает 370-277 гг. до н.э. и также сопряжен со многими походами против соседей, но последние в борьбе с Вэй действовали уже согласованно, что способствовало стабилизации положения в этом государстве. Третий период - 276-225 гг. до н.э. характеризуется усиливающейся зависимостью Вэй от царства Цинь и заканчивается падением Вэй- ского царства.
Е.О. Бурцева (ИСАА) проанализировала древнекитайский трактат Бань Бяо “Ван мин лунь” (“О повелении (Неба) государям”) I в. до н.э. в плане тех нормативов, которые предписывались свыше китайскому императору. Образцом поведения для него должны были служить действия мифического правителя Яо, отличавшегося, согласно преданию, одновременно и воинственностью, и кротостью. Но некоторыми положительными качествами, в том числе и физическими, правитель должен был обладать изначально, поскольку иначе на него не пал бы выбор Неба. Свое благоволение к тому или иному кандидату (или претенденту) на престол Небо проявляло различными “знаками” - неординарными природными явлениями. При обсуждении доклада был затронут вопрос о понимании категории у вэй (недеяния) в применении к методам управления, предписываемым традицией “образцовым” государям.
В.В. Башкеев (ИСАА) проследил эволюцию, во взаимоотношениях носителей высшей власти (императоров) с высшим чиновничеством во II-I вв. до н.э. Докладчик выделил два периода: с 221 г. до н.э. (т.е. начало династии) до 179 г. до н.э. и соответственно с 178 г. до н.э. до падения династии Хань в 8 г. н.э. Первый период характеризуется постепенной выработкой модели власти в высшем эшелоне. Усиливается роль “первых советников” (чэнсян), увеличивается их число. Во второй период произошло усиление влияния на власть высших военных кругов, в частности главного военачальника - сыма, и некоторое оттеснение “первых советников”.
Ф.С. Жиров (ИСАА) затронул ту же проблему - эволюцию реальной власти в стране, но на более позднем этапе - в эпоху Троецарствия (220-280 гг.). Укрепление власти правителей царства Вэй происходило, по мнению докладчика, постепенно. А затем наблюдается активизация внешней политики и, соответственно, укрепление положения военных кругов.
В докладе С.В. Дмитриева (ИВ РАН) были даны подробные сведения о древнем городе Каракорум, столице Монгольской империи, название которого происходит от находящихся рядом гор и имеет тюркское происхождение. Варианты названий прилегающих гор и местностей могут служить свидетельством пребывания в данном районе различных племен и народностей в разное время. Здесь формировался и Уйгурский каганат, который сыграл значительную роль в истории Центральной Азии и Дальнего Востока.
А.Ш. Кадырбаев (ИВ РАН) проанализировал деятельность основателя монгольской династии Юань в Китае - хана Хубилая (1215-1294). После закрепления своей власти в Китае, отметил докладчик, он действовал, опираясь на многочисленных советников из числа высших китайских сановников. Во время его правления большое внимание уделялось сельскому хозяйству, была упорядочена система налогов, проведена военная реформа, учреждена своего рода академия Ханьлиньюань, готовившая квалифицированные управленческие кадры для высших звеньев административного аппарата. Столица его многонациональной империи - Пекин (Ханбалык) была заново отстроена и украшена. Правда, при нем в правовом отношении жители северных районов Китая были поставлены в более благоприятное положение, чем остальные; попытки подчинить Японию и остров Яву оказались неудачными, но, тем не менее, его деятельность в Китае может быть оценена положительно.
А.А. Бокщанин (ИВ РАН) отметил большой интерес, который наблюдается в последнее время в Китае к жизни и деятельности китайских императоров, о чем свидетельствует появление в стране многочисленных и разнообразных публикаций на эту тему. По мнению докладчика, деятельность императоров в той или иной степени отражала суть внутренней и внешней политики страны за более чем две тысячи лет. При этом представляют интерес в научном и познавательном плане черты характера правителей Китая, их индивидуальность.
А.А. Смирнов (ИСАА) высказал мнение о том, что политическая история традиционного Китая еще не достаточно изучена и представлена в отечественной научной литературе. Что же касается традиционной китайской историографии, то в ней прослеживается определенный идеологический приоритет - акцент на проблемы приобретения, передачи и продолжения осуществления власти в стране.
Большое внимание на конференции было уделено проблемам идеологии и культуры Китая.
А.А. Крушинский (ИДВ) выявил гексаграммные истоки характерной для китайской классической логико-методологической мысли. Противоречие как тип рассуждений и альтернативность подходов, считает докладчик, выступает главенствующим способом построения текста во многих произведениях древнекитайских мыслителей. Правда, выражаться это может по-разному. В древнекитайских гексаграммах текст связан с графикой, прослеживается парность в построении гексаграмм. Исходя из этого, докладчик делает вывод о композиционной продуманности древнекитайских классических текстов.
Т.П. Чибисов (Воронеж) рассмотрел особенности построения древнекитайских текстов и, в частности, тетраграммы, выявляющие некую периодичность в этих текстах. Как и гексаграммы, они свидетельствуют о наличии определенных “периодов” и “фаз” в построении изложения, соотносящихся со временем, его течением. Иначе говоря, эти тексты можно считать многоуровневыми.
Доклад М.С. Целуйко (ИСАА) представил структурный анализ текста древнекитайского мыслителя Хань Фэй-цзы, чей трактат был определен докладчиком как текст “рассужденческого” характера. Здесь выделяются разные структурные слои, деление текста верифицировано. Доклад вызвал дискуссию о структурированности древнекитайских текстов идеологического характера в целом.
К. Козетинская (СПб. ГУ) говорила о различных подходах к научному анализу текста древнекитайского трактата “Гунсуньлун цзы”, в частности о вариантах перевода (и, соответственно, понимания) встречающегося в тексте выражения “чжи у лунь” (буквально - “о смысле, или же значении вещей”).
В докладе Е.А. Кия (СПб. ГУ) была дана интерпретация буддийского понятия спадхъямахи в китайском варианте. Отмечалось, что имеется несколько его трактовок и, соответственно, переводов. Как считает докладчик, интерпретация понятия спадхъямахи как “нигилизм” неверна. В данном случае имеется в виду существование всех вещей “чудесным образом”, что исходит из понимания природы самого Будды.
А.Ю. Ионов (ИСАА), основываясь на анализе даоских терминов ци и ци гун в тексте трактата “Юань ци” обосновал их перевод как “выправлять Путь, совершенствуя свое тело”.
Е.А. Захарова (СПб. ГУ) по-новому перевела понятие “недеяние” (у вэй), содержащееся в трактате “Синь юй” (“Ночные речи”), раскрыв его глубокий философский смысл.
Тема выступления С.Ю. Рыкова (Ин-т философии РАН) - проповедуемое последователями философской школы моистов учение о знании. В соответствии с этим учением, у каждой вещи есть своя “идея”. Задача познающего - найти связь между вещью и идеей, чего можно достигнуть лишь благодаря способности познающего рассуждать и расставлять все вещи по “правильным” категориям.
Д.А. Худяков (ИСАА) рассказал о распространении в Китае таких религиозных учений, как ислам, буддизм и христианство. Буддизм здесь закрепился в виде определенных догматов, ислам распространен главным образом среди национальных меньшинств, христианство проникло с конца XVIII в., хотя было известно китайцам еще с VII-VIII вв. Иностранцы-христиане со временем стали получать руководящие посты, император положительно отнесся к переводу христианских канонических трактатов на китайский язык. В середине XIX в. миссионеры про- тестанского толка закончили перевод Библии и ряда других канонических христианских текстов на китайский язык. В настоящее время в Китае насчитывается около 10 млн католиков и 4 млн протестантов. Православная же церковь не стремилась активно привлекать адептов среди китайцев. Доклад вызвал дискуссию участников конференции о технике перевода китайских текстов и, в частности, религиозных.
С.Н. Баконина (Свято-Тихоновский ун-т) говорила о распространении и существовании в Маньчжурии православия. Этот процесс сопровождался внутренними противоречиями среди адептов (преимущественно русского населения) и препятствиями со стороны властей. Но еще в 1922 г. по этому вопросу было достигнуто соглашение с местными властями. Тем не менее и внутренняя борьба в среде церковнослужителей, и нападки властей имели место и позже.
А.А. Терехов (СПб. ГУ) отметил многоплановость, присущую образу дракона в китайской традиции. Дракон - это божество, прообразом которого было тотемное восприятие дерева (как обобщенного понятия). Отсюда на голове дракона изображались два выроста, символизировавшие деревья. По древнейшим космогоническим представлениям, тотем дракона, как и дерева, сопрягался с Востоком. Позже образ дракона стал ассоциироваться с божеством дождя и превратился в символ императорской власти.
В докладе М.А. Грозы (СПб. ГУ) было освещено такое малоизвестное в истории китайской идеологии явление, как существование в Китае храмов в честь демонов, находившихся в южных провинциях страны и на острове Тайвань. Храмы строились у захоронений самоубийц или возле “нехороших” и опасных мест. Оценивая этот факт, трудно сказать, было ли это отражением каких-то народных верований, или же деятельностью каких-либо маргинальных группировок.
В.Ц. Головачёв (ИВ РАН) рассказал об обычае матрисуицида, т.е. самоубийства матери в определенных обстоятельствах, бытовавшем в созданном в 386 г. государстве Северное Вэй. Это явление было привнесено в Китай извне и в последующее время не получило распространения, его корни следует искать в существовавших у северных соседей Китая верованиях.
Традиционные начала, как показала в своем выступлении А. Воробьева (Москва), прослеживаются и в истории женского движения в Китае с конца XIX - начала XX в. Оно становится наиболее заметным после “Движения 4 мая” 1919 г. - массовых выступлений за проведение демократических преобразований в стране. Противоречия между традицией и новыми явлениями довольно ярко отразились в художественной литературе 20-х гг. прошлого века.
И.П. Карезина (Ассоциация Св. Фомы) осветила научную деятельность в Китае выходца из России миссионера Галлерштейна (1703-1774). Он прибыл в Китай в 1739 г. и служил в Пекине в Астрономической палате, став со временем ее начальником и находясь в этой должности почти 30 лет. Он знакомил китайцев с европейскими познаниями в астрономии и других науках, научил их изготовлять современные астрономические приборы и пользоваться ими.
В порядке сопоставления китайской и японской культурных традиций был заслушан доклад А.Б. Лисовик (СПб. ГУ) о традиционной японской обрядности в ее культурно-религиоведческом аспекте. В частности, отмечалось, что в Японии в повседневной жизни люди, не считающие себя религиозными, посещают храмы, отмечают по принятой традиции религиозные праздники - украшают свои жилища по предписываемым религией нормам, готовят соответствующие кушанья и т.п.
Д.Е. Мартынов (Казанский гос. ун-т) дал оценку трудов западноевропейских и американских синологов о деятельности известного китайского реформатора конца XIX в. Кан Ювэя. Отмечалось, что в 1987 г. в КНР было издано собрание его сочинений, содержащее 307 работ. Деятельность и литературное наследие Кан Ювэя широко освещены в трудах западных синологов, однако большинство их имеет скорее описательный характер (исключение составляют работы Л. Фистера). Труды российского академика С.Л. Тихвинского о жизни и деятельности Кан Ювэя и реформаторском движении в Китае на этом фоне смотрятся очень выигрышно и являются заметным вкладом в изучение данной проблематики.
А.И. Кобзев (ИВ РАН) в своем докладе подчеркнул ту разницу, которая существует между понятием “синология” (китаеведение) в зарубежных по отношению к Китаю странах и в самом Китае. Вне пределов Китая это “изучение Китая”, в Китае - “изучение страны” (го сюэ, хань сюэ). Научный подход к изучению собственной истории обозначился еще с III в. до н.э. и отразился, в частности, в энциклопедическом труде “Люй ши чунь цю”. Определенный историзм можно найти и в древнекитайских идеолого-философских классических трактатах, не говоря о разнообразных летописных трудах, появившихся в то же время.
Сравнительно меньше, чем на предшествующих конференциях, внимание было уделено литературе и искусству Китая. Э.А. Синецкая (ИВ РАН) подметила социально-психологические изменения в настроениях части китайской современной молодежи на примере книги Чжоу Вэйхуй “Бэби из Шанхая”.
М.А. Неглинская (ИВ РАН) познакомила аудиторию с тенденцией, наблюдаемой в настоящее время в китайском искусстве - явным поворотом в сторону Запада. Начало этого процесса можно проследить с рубежа 70-80-х гг. прошлого века. Со второй половины 80-х гг. все больший интерес вызывает абстракционизм (китаизированный), появляется “политический” поп-арт, элементы эротики наряду с новыми художественными студиями, оживлением выставочной деятельности, разного рода биеннале и т.п.
Т.И. Виноградова (Библиотека РАН, СПб.) говорила о китайской иллюстрированной книге. Иллюстрации и гравюры встречаются в книгах с ГХ в. Первоначально иллюстрации группировались все вместе в начале книги, а затем, около XIII в., появляются иллюстрированные сутры, где вверху страницы - картинка, а под нею текст книги. Позже иллюстрации начинают включаться в текст книжных свитков органично, сопровождая текст.
Подводя итоги конференции, можно сказать, что она, как и раньше, вызвала определенный интерес у ученых-китаеведов и востоковедов в более широком плане, позволила обменяться мнениями по самым различным проблемам истории, идеологии и культуры в его историческом прошлом и в последнее время, продолжив уже сложившуюся и существующую традицию.
Отчет опублкован: Бокщанин А.А. Общество и государство в Китае // ВОСТОК (ORIENS), 2009, № 6, с. 138-143.