Новости Отдела Китая ИВ РАН

29 – 30 марта 2008 года

XXXVIII научная конференция «Общество и государство в Китае»

XXXVIII научная конференция «Общество и государство в Китае» XXXVIII научная конференция «Общество и государство в Китае»

 
Конференция состоялась 7-9 апреля 2008 г.

Ежегодно организуемая Отделом Китая Института востоковедения РАН научная конфе­ренция под означенным названием прошла 7-9 апреля 2008 г. В ее работе участвовали 67 че­ловек из различных научных учреждений Москвы, Санкт-Петербурга, Владивостока, Курска, Челябинска и Риги, а также из Украины (около 2/3 участников представляли институты Рос­сийской Академии наук), в том числе преподаватели, аспиранты, студенты, библиотечные ра­ботники. Было зачитано и обсуждено 34 доклада. Тезисы были опубликованы в сборнике «XXXVIII научная конференция “Общество и государство в Китае”» (М., Вост. лит., 2008). Те­матика рассматривавшихся проблем, была весьма разнообразна. Большое внимание было уде­лено ситуации и процессам, протекающим в современном Китае, различным аспектам истори­ческого прошлого страны, а также идеологии и культуре Китая.

Ю.В. Галенович (ИДВ РАН) обратил внимание аудитории на тот факт, что в настоящее время в КНР определяющий общее положение в стране и направление ее развития термин “со­циализм с китайской спецификой” все больше вытесняется другим - “самобытный китайский социализм”. В обоих случаях социализм выступает как нечто имманентно присущее Китаю, но разница все же очевидна. Марксистское учение о социализме и коммунизме на современном этапе, как считают китайские теоретики, - это главным образом китайское явление, посколь­ку Китай сейчас единственное в мире крупное социалистическое государство. С победой соци­ализма связывается грядущая гармония в мировом масштабе. Но при этом в международных делах проводится курс на сотрудничество, а не на конфронтацию. В отношении России выра­жается намерение к добрососедскому сосуществованию, хотя и признается, что в ней в насто­ящее время сложилось совершенно другое, чем раньше, общество. Отказ России от социали­стических идеалов расценивается в Китае как ошибка политического руководства и связыва­ется с усиливающейся в стране погоней за обогащением. Признается разность идеологий обеих стран, разность путей их развития. Поэтому о дружбе в ее прежнем смысле не говорят. Обеим странам нужно выстраивать отношения, основанные на взаимных интересах.

Доклад вызвал дискуссию: насколько современный китайский социализм идентичен клас­сическому марксизму?

В.Г. Гельбрас (ИСАА при МГУ) в своем докладе о новой стратегии Компартии Китая от­метил, что она привела к увеличению совокупного валового продукта в стране, но все же не в тех масштабах, как это предполагалось. Ориентация на преимущественное развитие отраслей промышленности, работающих на экспорт, ведет к отставанию промышленного сектора, ра­ботающего на внутренний рынок. Увеличивается разрыв между городом и деревней. Безрабо­тица в городе достигает 15%, в деревне - 30%. Появились новые прослойки бедного населения как в деревне, так и в городе, что требует дополнительных дотаций от государства. Власти ищут выход из негативных ситуаций, пытаясь модернизировать управленческие рычаги - пар­тийный аппарат и всю партийную систему: проверяют и меняют кадры, выдвигают молодежь, частично реформируют Госсовет (правительство), местную власть, сокращают общее число органов власти. Тем не менее число чиновников-управленцев остается значительным.

О.Ю. Адамс (ИСАА) рассказала о борьбе с различными административными злоупотреб­лениями в аграрном секторе КНР, в частности с забюрократизированностью, с коррупцией, и мерах, направленных на их искоренение, упорядочение системы выборов (выборы в местные органы власти, контролирующие аграрный сектор, укрупнение занятых в этом секторе пред­приятий, совершенствование учета имеющихся объектов хозяйствования: обрабатываемых площадей, плодородных земель, площади лесов и т.д.).

О.В. Зотов (ИВ РАН) охарактеризовал положение в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР, где значительную часть населения составляют национальные меньшинства и преобладает мусульманское вероисповедание. Здесь эпизодически отмечаются партизанские действия против властей. Создан также Уйгурский совет, поддерживающий нелегальные связи с населением за пределами КНР. Одним из поводов для сопротивления властям является ки­тайская демографическая политика, направленная на ограничение рождаемости в целом по стране и в частности в этом районе. Корни противостояния восходят и к глубокому прошлому, когда Синьцзян был присоединен к Китайской империи. Гипотетический, хотя и мало вероят­ный в настоящее время, выход Синьцзяна из состава КНР может иметь непредсказуемое изме­нение ситуации во всей Центральной Азии.

В.С. Кузнецов (ИДВ) привлек внимание аудитории к сложившейся в КНР ситуации с рели­гиозными верованиями. Официально постулируемая свобода вероисповедания подтверждает­ся правительственными документами. Вместе с тем в них отмечается, что религиозные орга­низации должны служить народу. Характерно также, что в тексте этих документов отсутству­ют упоминания о православии. Приоритет же отдается буддизму.

Э.А. Синецкая (ИВ РАН) показала, как подъем национального сознания в КНР отражается в художественной литературе. Анализ текста одного из культовых романов Китая конца про­шлого века (“Шанхай баобэй”) не подтверждает наличия национализма среди наиболее гра­мотной и информированной части молодежи самого космополитического города КНР, в про­тивовес утверждениям китайских политологов и выводам некоторых российских китаеведов. Вместе с тем имеет место чувство ущемленного национального достоинства как элемента ис­торической памяти, присущее представителям поколения “синьсинь жэньлэй”.

Ряд докладов был посвящен международным отношениям современного Китая и, в частно­сти, отношениям с Россией. В.Я. Портяков (ИДВ) отмечал, что добрососедские отношения между Россией и Китаем отвечают интересам и потребностям обеих стран. В Китае отноше­ниям с Россией, как и с Японией, Индией и США, придается большое внимание. Бытовавший раньше в китайской пропаганде тезис об “угрозе с Севера” снят. В политическом аспекте Рос­сия в определенной мере является гарантом избранного современным Китаем политического курса. Экономические связи между странами также выгодны обеим сторонам. Немалую роль здесь играет и сотрудничество по линии ШОС. Есть перспективы и для установления “страте­гического партнерства”. Достаточное количество видных политических деятелей Китая под­держивают такую линию. Есть, конечно, и некоторые сложности, связанные с экспортом рос­сийских нефти, газа и леса в Китай, неконтролируемым переселением китайцев на российский Дальний Восток, дефицитом в 8% в нашей торговле с Китаем. Но все эти проблемы решаемы при соответствующих усилиях обеих сторон.

Ю.В. Чудодеев (ИВ РАН) посвятил свой доклад перспективам российско-китайского стра­тегического партнерства. Важно, отметил он, что термин “стратегическое партнерство” употребляется в китайской прессе. Развивая отношения с Китаем, отметил он, Россия могла бы поднять уровень своего присутствия в Азиатско-Тихоокеанском регионе, который пока представляется несколько недостаточным. Перспективы российско-китайского стратегиче­ского партнерства подкрепляются тем обстоятельством, что существующая в Китае система авторитарной власти отдаляет его от ведущих стран Запада. Но к развитию экономических связей с Китаем следует подходить с учетом имеющихся возможностей.

В своем выступлении в ходе дискуссии М.Л. Титаренко (ИДВ) обратил внимание аудито­рии на складывающуюся в настоящее время неблагоприятную для российской стороны ситуа­цию в приграничных районах. На нашей территории ощущается заметная заброшенность: пу­стующие и разрушающиеся бывшие военные городки, необустроенность, бюрократическая волокита при пересечении границы. С китайской стороны - современные города, хорошие до­роги, четкая организация выезда и въезда. Население наших приграничных районов в боль­шом количестве ездит в Китай и закупает там товары. Проблемы обмена денег нет. Принима­ется российская валюта. Можно без проблем приобрести в Китае жилье. Однако китайцы не называют это “нашествием русских”, а используют складывающееся положение в своих инте­ресах. Такая ситуация не идет на пользу нашей стране.

Тема выступления В.П. Николаева (ИВ РАН) - взаимоотношения КНР с Австралией. Они прошли путь от непризнания Австралией КНР и поддержания взаимоотношений с тай­ваньским правительством к полному признанию КНР и заметному сокращению связей с Тай­ванем. Признание последовало 35 лет тому назад и ныне отмечалось австралийской сторо­ной как заметная дата. КНР занимает сейчас почетное второе место в общем объеме австра­лийского импорта и экспорта. Китай закупает в Австралии металлические руды, сжиженный газ, уран и др. Налажен и культурный обмен: около 30 тыс. китайских студентов учатся в Ав­стралии.

А.М. Пастухов (Москва), сравнивая методы и средства проникновения в Сибирь и на Даль­ний Восток российских воевод, землепроходцев и колонистов, нашел определенное сходство их с теми, которые применялись китайцами при освоении ими северо-восточных территорий.

Освоению россиянами сопредельных Китаю сибирских земель был посвящен доклад А.Н. Хохлова (ИВ РАН). Он рассказал о выпускнике школы переводчиков в Омске В.В. Вага­нове (1821-1851), участвовавшем в экспедициях на приамурские земли и оставившем после се­бя записки, содержащие ценный материал об этих краях. Определенный вклад, отметил докладчик, в укрепление взаимопонимания между русским и китайским народами внес также А.Ф. Попов - первый преподаватель русского языка в Китае - в Пекинской школе “Тун вэнь гуань”, где в 1862 г. открылись курсы по изучению иностранных языков.

М.А. Неглинская (ИВ РАН) ознакомила аудиторию с таким позитивным явлением в среде культурно-просветительской деятельности, как организация китайских художественных вы­ставок в нашей стране за последнее время. В частности, в Москве прошли выставки: “Запрет­ный город” (предметы из императорского дворца в Пекине), “Китайский фарфор”, «Совре­менная живопись в стиле “го хуа"», две выставки китайского фарфора, керамики и стекла из частных коллекций; в Эрмитаже в Санкт-Петербурге экспонировались две выставки китай­ского искусства имперского периода, в других городах - выставка “Буддийская скульптура”.

Значительное место в работе конференции заняли проблемы истории Китая. М.Е. Кузне­цова-Фетисова (ИВ РАН) привела новые данные о человеческих жертвоприношениях в Китае в XVIII-XI вв. до н.э., полученные в ходе продолжающихся здесь археологических раскопок. Приносили в жертву чаще всего пленных, захваченных в столкновениях с соседними племена­ми, преимущественно из племени цян. Жертвы приносились сразу после успешного сражения, иногда закапывались живьем. Это была культовая процедура, а не стремление перебить как можно больше противников. О том, какие при этом совершались ритуалы и как убивали жерт­вы - записей не сохранилось. Докладчица особо остановилась на недавно вскрытых археоло­гами захоронениях в Иньсюе того же времени. Здесь есть сопогребения, часто - это подростки. Существует мнение, что это - рабы, что сомнительно, поскольку встречаются могильники, где захоронено до ста человек. Другое предположение - последующие захоронения в уже имевши­еся могилы. Всего обнаружено около 3 тыс. погребений. Культура их типична и для других об­наруженных китайских захоронений того же периода.

С.И. Кучера (ИВ РАН) обрисовал немаловажную роль, которую играли придворные жен­щины в древнем Китае. Они различались по получаемым ими рангам, подобно чиновникам. Но эти ранги были иными, чем те, которые давались мужчинам. Высшее положение занимала им­ператрица. Главной ее функцией было родить наследника престола. У ее постели по очереди дежурили остальные придворные женщины. Все они относились к привилегированной в тра­диционном Китае категории “чиновников” (гуанъ), и у каждой из них были свои функции в об­служивании жизни дворца правителя.

В порядке обсуждения данного доклада Л.С. Василъев (ИВ РАН) отметил, что данная про­блематика еще мало изучена и нуждается в дальнейшем исследовании.

Н И. Чуев (Челябинск) ознакомил аудиторию с интересными материалами раскопок в рай­оне Гумугу в Монголии, где были обнаружены и частично раскопаны китайскими археологами из Синьцзяна около 150 погребений конца 2-го тыс. до н.э. Останки оказались в очень хорошей сохранности, что позволило определить их принадлежность к европеоидному типу. В погребе­ниях обнаружены также ритуальные предметы из камня, кости и металла. Имеются также и кенотафы - ложные погребения с куклой вместо трупа. Каких-либо следов поселений в бли­жайшем районе не обнаружено.

Доклад С.И. Блюмхена (ИВ РАН) был посвящен формированию раннекитайской государ­ственности и идеологии в период Луншань (рубеж 3-2 тыс. до н.э.). Уже в это время в Китае появляется институт правителей, формируются круг и традиция различных его слуг и помощ­ников. Появляется также и некий обслуживающий власть ритуал, призванный сохранять ее складывающийся “статус-кво”. Он был напрямую связан с космологическими сюжетами, рождавшимися из миропонимания древних китайцев. Затем на основе данного ритуала возни­кают ставшие впоследствии традиционными идеологические принципы. Но поступательный ход развития общества в период Луншань был на какое-то время прерван предположительно в результате какой-то космической катастрофы.

Характеристика удельных держаний в ранний период династии Западная Хань (206 г. до н.э. - 140 г.) была дана в докладе М.В. Королькова (ИВ РАН). В начале указанного периода в стране насчитывалось несколько крупных удельных держаний, правители которых пользова­лись достаточно большой самостоятельностью, в частности имели право собирать налоги с местного населения. Но в случае необходимости император мог вмешиваться в удельные дела. Со второй четверти II в. до н.э. уделы стали предоставляться лишь родичам правящего дома. Они давались на стратегически опасных для нападений извне направлениях, и главным их на­значением была защита в случае надобности столицы и императорского двора. Главный после самого держателя управитель удела (сян) назначался императорским двором. Остальной штат местных удельных чиновников мог подбирать сам удельный властитель. Со временем в ре­зультате наследования наблюдается процесс дробления уделов. В целом же, как считает до­кладчик, систему уделов в период Хань можно считать переходным этапом предшествующего долгого периода политической раздробленности страны к единой империи.

Проблема уделов Китая, но в более позднее время - в период Мин (1368-1644) была рас­смотрена и в докладе А.А. Бокщанина (ИВ РАН). Основатель династии Мин Чжу Юаньчжан в составленных от его имени “Заветах” (“Цзу сюнь лу”) изложил права и обязанности своих сы­новей, получавших уделы. Главной их задачей было поддержание спокойствия и лояльности властей и населения в разбросанных по всей стране уделах центральному императорскому дво­ру, а также в случае надобности отражение вторжений извне. Местным властям запрещалось каким-либо образом вмешиваться во взаимоотношения государя и удельных властителей. Много внимания в “Заветах” уделялось также правам и обязанностям остававшегося в столице страны наследника престола.

А.Т. Кадырбаев (ИВ РАН) проследил историю проникновения в Китай иудеев. Их появле­ние здесь фиксируется еще в период Хань (206 до н.э. - 220 гг.). Они поселяются преимуще­ственно в портовых городах южного Китая. Во времена господства монголов в Китае (1279­1367) их положение в стране было вполне терпимым, как, впрочем, и выходцев из других стран. Монголо-китайские власти относились к ним так же, как и к другим выходцам из запад­ных краев (сэму). В то же время наблюдались и противоречия между поселившимися в Китае иудеями и начавшими тогда же проникать сюда переселенцами из христианских стран и хри­стианскими миссионерами.

Доклад вызвал дискуссию: насколько натурализованы иудеи в современном Китае?

С.В. Дмитриев (ИВ РАН) охарактеризовал неординарную ситуацию со столичными горо­дами, сложившуюся в период господства в Китае монгольской династии Юань (1279-1367). По­мимо находившего в Монголии Каракорума (Хэлинь), столичный статус имели также Пекин (Даду) и Кайпин (Шанду). Такая ситуация возникла не только в связи с объединением Монго­лии и Китая, но и с непрекращавшейся в империи Юань внутренней борьбой различных груп­пировок в правящей верхушке.

Н.Л. Мамаева (ИДВ) осветила ситуацию в КНР, связанную с изучением проблем новой ис­тории страны. Если раньше - после 1949 г. - история Нового времени в Китае представляла собой определенные, подгоняемые под идеологические установки штампы, в значительной мере искажавшие реальную картину, и сводилась преимущественно только к изучению рево­люционного движения, то сейчас положение значительно изменилось к лучшему. Новая исто­рия делится на два периода: 1912-1928 и 1928-1949 гг. и рассматривается как сложный процесс, на который воздействовали многие факторы. В освещении событий антияпонской войны не затушевывается позитивная роль гоминьдановских властей. Оценка роли Чан Кайши обсуж­дается и несколько пересматривается в позитивную сторону. Не скрываются и негативные яв­ления, имевшие место в 1911-1949 гг. Деятельность Компартии Китая подается как продолже­ние политической линии, принятой Сунь Ятсеном. Преобладает всеохватывающий подход, освещается внешняя и внутренняя политика, войны, действия и позиция КПК, Гоминьдана, экономическое развитие, культура. Что же касается советско-китайских отношений, то здесь все еще проявляется некоторая тенденциозность.

Два доклада были посвящены истории китайской дипломатии Нового времени. М.С. Буг­рова (МГУ) коснулась сложностей и неясностей, связанных с историей британской миссии в Китай через Бирму из Индии в 1875 г. Сведения об этом событии крайне неясны и противоре­чивы. Миссия была связана с военными столкновениями китайцев и бирманцев. Конкретные поводы конфликта не известны. Есть мнение, что эта миссия положила начало связям Брита­нии с Тибетом. Но вокруг данных событий остается много слухов и преувеличений.

З.Д. Каткова (ИВ РАН) отмечала, что в исследовательской литературе до сих пор недо­оценена роль китайского дипломата Гу Вэйцзюня. Чан Кайши перекладывал на него основную непростую задачу переговоров с западными державами. В частности, большую роль он сыграл в переговорах с Францией в 1937 г. Речь шла о переброске войск и материалов из Европы через Индо-Китай в южные провинции Китая, где уже шла вооруженная борьба с японской агресси­ей. После разгрома Франции гитлеровской Германией эти связи прекратились. Китай разо­рвал отношения с французским правительством Виши. Но в 1943 г. удалось восстановить по­ставки из стран антигитлеровской коалиции, и китайское сопротивление японской агрессии несколько окрепло.

Большое внимание, как всегда, было уделено на конференции вопросам идеологии и клас­сического литературного наследства Китая. А.И. Кобзев (ИВ РАН) в докладе “Добро и зло в китайской культуре” отметил важность адекватной трактовки терминов в китайских класси­ческих текстах. Это, в частности, относится и к терминологии, употребляемой для определе­ния добра и зла. Данные категории присутствуют в “Да сюэ”. Всеохватывающее “дао” прояв­ляется в добре. Наставник, учитель также трактовался в классическом Китае как “добрый че­ловек”. Добру противостоит “недоброе”. Китайские классики спорили: добр ли человек по своей природе? Конфуцианцы склонялись к положительному ответу, легисты - к отрицатель­ному, стоя на позиции, что человека надо воспитывать, приобщая к добру. В даосизме также есть понятие о начале, олицетворяющем добро.

В.С. Яковлев (ИВ РАН) сделал сообщение о последних по времени анализах 58 табличек (дощечек) из “Бамбуковых анналов”, в которых имеются некоторые отличия от известного нам канонического текста “Тринадцатикнижья”, а также остановился на новой трактовке от­дельных знаков в “И цзине” (“Книге перемен”). Это, как считает докладчик, дает возможность несколько по-новому трактовать представленные в тексте данного памятника гексаграммы.

О новых трактовках гексаграмм из “И цзина” китайским исследователем Ян Сюном сооб­щил Т.П. Чибисов (Воронеж).

Весьма познавательным было выступление Т.И. Виноградовой (БАН СПб.) о книгопеча­тании в Китае и большом интересе к изучению китайской печатной графики.

ЕЮ. Стабурова (Рижский ун-т, Латвия) представила анализ содержания текста “Золотой лев”, который китайские придворные ученые читали императрице. Также рассмотрен вопрос, насколько китайская терминология подобных старокитайских текстов соответствует русско­язычным эквивалентам.

К.И. Голыгина (ИВ РАН) предложила новую трактовку содержания трех классических древнекитайских трактатов - “И цзин” (“Книга перемен”), “Ши цзин” (“Книга истории”) и “Шань хай цзин” (“Книга гор и морей”). По ее мнению, эти тексты объединяет один общий подтекст - они отражают астрономические представления древних китайцев, в частности при­дание культового содержания положению зодиакальных созвездий. Это подтверждается и осо­бым начертанием иероглифов первоначального текста названных памятников.

Б.Л. Беляева (Москва) и С.В. Сидорович (СПб.) представили совместный доклад о новой, предлагаемой ими трактовке соответственного перевода на русский язык иероглифа “бао” (драгоценность) в легенде (надписи) на старых китайских монетах традиционной формы. По­скольку иероглиф “бао” имеет также значение “императорская печать”, а изображение отпе­чатка этой печати встречается на китайских ассигнациях, то докладчики предложили перево­дить иероглиф “бао” на монете не как “драгоценность”, а как “(императорская) печать”.

В дискуссии по данному вопросу было высказано сомнение в правомерности такого перевода, поскольку иероглиф “бао” на монетах есть часть бинома “тун бао”, т.е. “ходячая дра­гоценность”. Поэтому предлагаемый докладчиками новый перевод “ходячая императорская печать” выглядит несколько странно. К тому же, бинарная формула “тун бао” появилась на ки­тайских монетах задолго до того, когда здесь появились ассигнации, номинально удостоверяв­шиеся императорской печатью.

Отчет опубликован: Бокщанин А.А. Общество и государство в Китае // ВОСТОК (ORIENS), 2008, № 6, с. 109-113.