Новости Отдела Китая ИВ РАН

27 сентября 2013 года

Восьмой семинар

Восьмой семинар Восьмой семинар

 

27 сентября 2013 г. состоялся VIII ежеквартальный семинар Отдела Китая ИВ РАН “Китай и мир. Традиции и современность”, курируемый Научным советом РАН по проблемам вос­токоведения. В семинаре приняли участие 15 человек, в том числе 13 сотрудников ИВ РАН и два аспиранта. Было прочитано 5 докладов.

Е. Ф. Баялиева (ИВ РАН) выступила с докладом, посвященным общей характеристике важ­нейшего памятника юаньского права - кодекса “Чжи-чжэн тяогэ” (“Статьи о правилах, [составленные в годы правления под девизом] Чжи-чжэн”). Этот текст выделяется из ряда других юаньских сборников законов прежде всего почти детективной историей обнаружения. Долгие годы он считался утраченным, и только в 2002 г. в деревне Яндон близ города Кёнджу (Южная Корея) при разборе старинных документов в доме знатной фамилии Сон был обнаружен хоро­шо сохранившийся и довольно полный экземпляр кодекса - единственный из ныне известных. Сейчас книги находятся в специальном павильоне Академии корееведения. В 2007 г. в Корее небольшим тиражом вышла книга, содержащая найденный кодекс, сопровождаемая статьями корейских и китайских специалистов[1]. С весны 2013 г. текст памятника стал доступен на многих китайских сайтах.

Кодекс является самым поздним из юаньских сборников законов - он составлен в правление последнего правителя династии - Тогон-Темура (1333-1370). Работа над кодексом шла около семи лет и была завершена в 1345 г.; в декабре император утвердил название, предложенное рядом высших сановников. Было решено сделать три копии - одна предназначалась для чтения лично императором, вторая хранилась в Центральном секретариате Чжун-шушэн, фак­тически выполнявшем в юаньском Китае функции центрального правительства, и третья - в Палате составления династийных историй Го-ши юань. Были отданы соответствующие распоряжения для производства оттисков нового кодекса для каждой провинции. Написание предисловия к кодексу было поручено видному сановнику Оуян Сюаню (1273-1357).

Известно, что многие высокопоставленные чиновники были не согласны с содержанием нового кодекса, полагая, что в его составе преобладают эдикты из предыдущих юаньских кодексов, а нового крайне мало, поэтому вряд ли возможно называть его по девизу правления Тогон-Темура. Хотя возражения и не были приняты, результатом стало удаление из кодекса некоторого числа старых эдиктов.

Структура книги классическая и характерная для произведений такого рода. Первая часть - собственно статьи законов (тяогэ - состояла из 34 цзюаней, из которых сохранились лишь 11 - с 23 по 34. Вторая часть - судебные преценденты (дуанъли)[2], состоящая из 30 цзюаней, сохранилась полностью. В третью часть вошли приложения (фулу) с поясне­ниями к тексту.

Язык, на котором написан кодекс, представляет собой интересный и очень непростой для перевода образец среднекитайского языка юаньской эпохи, когда классический вэньянь был вре­менно вытеснен из официальной жизни, и документы стали составляться на языке, близком к разговорному, причем с немалым количеством слов и понятий, заимствованных из монгольского языка.

Е.Ф. Баялиева в целом завершила перевод 23-го цзюаня основного текста (первого из сохра­нившихся), а также провела большую исследовательскую работу над 9-м цзюанем прецедентов, так как оба цзюаня посвящены одной проблематике - правилам выпуска, обращения, обмена и уничтожения бумажных денег.

В ходе обсуждения доклада участниками семинара был высказан ряд мыслей относительно дальнейших перспектив исследования памятника: сравнение его с положениями переведенного Н.П. Свистуновой минского кодекса[3] и современным правом, возможность частичного восста­новления утраченной части законов посредством анализа прецедентов и приложений и т.п.

Доклад М.Е. Кузнецовой-Фетисовой (ИВ РАН) был посвящен последним достижениям ки­тайской археологии в области изучения антропогенеза на территории Китая. Археологическое исследование Восточной Азии, и в первую очередь Китая (включая территорию современной КНР и КР на Тайване), началось в XX в. и за прошедшее столетие добилось выдающихся ре­зультатов. Поскольку на протяжении более 60 лет земля находится в собственности государства и законодательно было установлено, что любые строительные работы должны предваряться археологической разведкой, изученность территории Китая следует охарактеризовать как хоро­шую. В настоящий момент на территории Китая известно несколько десятков мест находок Homo sapiens (в китайской терминологии: синьжэнь (неоантроп) или чжижэнь (человек ра­зумный)), относящихся к периоду позднего палеолита, и несколько сотен мест находок каменной индустрии данного периода. Чаще всего находки представляют собой единичные фрагменты костей или отдельные зубы; находки черепов крайне редки. Это следует подчеркнуть в связи с тем, что многие из обнаруженных костных материалов имеют как черты сходства со строением Homo sapiens, так и архаичные черты, что в некоторых случаях дополнительно затрудняет харак­теристику. Большой проблемой для работы с данными материалами является отсутствие прямых датировок костей.

За единственным исключением (Тяньюаньский человек) костные останки Восточной Азии датированы лишь косвенно, по сопутствующей фауне и/или радиометрическому датированию костей животных, угля или кальцитов. Зачастую костные материалы неоантропов были обна­ружены случайно (Люцзянский и Цзыянский человек), и расположение костных материалов и стратиграфия могут быть реконструированы только ретроспективно. Все это нередко дает основания для “подгонки” данных под предустановленные концепции. В научном сообщест­ве КНР стремление доказать древность “прародителей” современных китайцев часто довлеет над исследователями; так, в течение многих десятилетий появлялись статьи, пытавшиеся объ­явить синантропа (0.5-0.2 млн лет назад) и даже более древних людей, чьи останки найдены на территории Китая, “предками нации”. Не раз делались попытки заявить о “протомонголоид- ности” синантропа и даже юаньмоуского человека (1.7 млн лет назад). Это должно было дока­зать, что предки китайцев жили на данной территории с самого начала сапиентации, который, в свою очередь, возможно, проходил в Китае едва ли не самостоятельно. Принятая мировой наукой концепция о формировании человека современного вида на территории Восточной Африки и последующего его расселения по миру не находила среди китайских ученых массовой поддержки. Даже в настоящее время многие авторы на страницах академических изданий заяв­ляют о независимом процессе эволюции на территории Китая.

Однако в Китае ряд авторов широко сотрудничают с западными учеными и лабораториями по различным направлениям антропологических исследований, результаты которых не идут вразрез с принятыми в мире базовыми концепциями. Благодаря последним исследованиям, в частности проведенному совместно с западными коллегами ряду исследований ДНК костных останков, было установлено, что появление Homo sapiens на территории Восточной Азии относится к периоду около 40 тыс. лет назад, что вполне соответствует общемировым процессам расселения неоантро­пов из Африки, но несколько удревняет историю Homo sapiens в регионе - до того самые древние убедительно датированные останки относились ко времени 16-12 тыс. лет назад. Более ранние датировки (100 тыс. лет), как правило, даются в тенденциозных работах и имеют погрешности в методологии (непрямое датирование, отсутствие информации о стратиграфической связи костей человека и образцов датирования и т.д.). С точки зрения краниологии древнейшие неоантропы на территории Китая имеют много архаичных черт, анализ ДНК показал определенное (ожидаемое) родство с автохтонными популяциями Восточной Азии и Северной Америки; процент неандер­тальских генов в пределах среднего мирового значения, присутствия денисовских[4] генов пока не обнаружено.

В целом данная область китайской науки, как кажется, деидеологизируется. Это позволяет надеяться, что в будущем картина антропогенеза в Восточной Азии станет более ясной.

С.В. Дмитриев (ИВ РАН) выступил с сообщением, посвященным новейшим результатам китайских археологов в области изучения истории одомашнивания животных в Китае, а также новым методам, которые сейчас осваиваются в Китае[5]. Выражение “пять видов злаков и шесть видов домашнего скота” (имеются в виду лошадь, корова, овца, свинья, собака и курица) по­является в китайских источниках довольно рано, еще в доимперскую эпоху - в Цзо чжуани и Чжоу ли. Однако конкретных данных по времени одомашнивания того или иного вида в нашем распоряжении почти не было.

В течение долгих лет однозначных ответов на многие вопросы не могло быть получено, поскольку отличить костные останки домашнего животного от дикого непросто, особенно на ранних этапах доместикации, когда одомашненные особи почти ничем не отличались от своих диких собратьев. Однако к настоящему моменту китайскими учеными разработана эффективная методика анализа найденного материала.

Конечно, наибольшая удача для археолога - обнаружить следы построек, предназначенных для разведения домашних животных, но такие находки редки и не всегда могут быть однозначно интерпретированы. С высокой степенью вероятности к числу домашних относятся животные, чьи останки находят в людских захоронениях. Сопогребение животных говорит о том, что люди чувствовали с ними особую связь, они занимали важное место в их жизни. Дикие животные (за исключением тотемных) редко были настолько важны для древних людей[6].

Многое может сказать и анализ непосредственно костных останков. Например, дикие жи­вотные почти никогда не страдают от заболеваний зубов - в отличие от домашних[7]; у домашних лошадей и тягловых быков зубы часто деформируются из-за воздействия удил - чего, конечно, не бывает с дикими животными. В случае животных, которые прежде всего выращивались для мяса, важным показателем может быть примерно одинаковый возраст обнаруживаемых на сто­янке особей - ведь если диких кабанов съедали в том возрасте, в котором их удалось добыть, то домашних свиней забивали примерно в одном и том же возрасте - когда они набирали достаточ­ную массу. В последнее время интересные результаты приносит ДНК-анализ - оказалось, что генетические связи между, например, домашними свиньями одной области сильнее, чем между ними и их дикими собратьями или ними и домашними свиньями других областей.

Новые находки, а также проанализированные с использованием новых методов старые материалы позволили выстроить довольно убедительную хронологию истории одомашнивания в Китае.

На данный момент наиболее древние неолитические стоянки, датируемые примерно 10-м тыс. до н.э., найдены в Цзянси (стоянка Сянжэньдун) и Хунани (стоянка Юйчань-янь). Степень их развития достаточно высока - например, они уже изготавливали кера­мические сосуды, - но следов одомашнивания животных там еще, кажется, нет. Таким образом, неолит в Китае, видимо, наступил несколько раньше, чем были одомашнены первые животные, и был связан прежде всего с земледельческим трудом. Это вполне объяснимо - роль живот­новодства никогда не была в Китае особенно велика, что объясняется чаще всего нехваткой земель.

Первой, судя по всему, была одомашнена собака. Самой древней в настоящее время счита­ется собака, найденная в северном Израиле (терраса Хайоним) - она жила ок. 11 тыс. лет назад. Древнейшей находкой, связанной с собакой, на территории Китая, видимо, следует считать най­денный на стоянке Наньятоу (ок.  10 тыс. лет назад) в уезде Сюйшуй пров. Хэбэй зуб, по размеру несколько меньший, чем волчий (79.40 мм вместо 90 мм). Впрочем, принадлежность данного зуба именно собаке пока не может быть доказана со стопроцентной уверенностью. Однако несколько более поздние находки, связанные со стоянкой Цзяху (9 тыс. лет назад, уезд Уян, пров. Хэнань), более убедительны - в могилах и неподалеку от них найдены останки 11 особей собаки. Зубы этих особей еще меньше - в среднем 72.68 мм, что в случае учета данных стоянки Наньятоу, возможно, позволяет проследить линию постепенных физических изменений одомашниваемого волка и превращения его в собаку. Итак, анализ ДНК показал, что в Китае собака впервые появилась к югу от Янцзы ок. 16 300 лет назад.

Второй была одомашнена свинья. Впервые, как считается, дикая свинья была одомашнена в Юго-Восточной Анатолии ок. 9 тыс. лет назад. В Китае самые ранние следы присутствия свиньи найдены на уже упоминавшейся стоянке Цзяху, в Хэнани (ок. 9 тыс. лет назад). Судя по возра­сту особей и состоянию их зубов, это, видимо, уже домашние свиньи. Интересно, что свиньи, чьи следы были найдены в Куахуцяо (ок. 8200 лет назад, уезд Сушань, пров. Чжэцзян), несколько крупнее, чем северные. Это согласуется с тем фактом, что дикие свиньи юга Китая несколько крупнее северных. Данные соображения и древние датировки заставляют предполо­жить, что, возможно, Китай был одним из независимых центров одомашнивания свиньи.

Овца и коза, как считается, были одомашнены в Юго-Западном Иране, в районе гор Загроса, ок. 10 тыс. лет назад. В Китае овца и коза появились, видимо, во второй половине 4-го тыс. до н.э., прежде всего на северо-западе - в Ганьсу и Цинхае. Самая ранняя точно датируемая находка овцы связана со стоянкой Шичжаоцунь культуры Мацзяяо (Ганьсу, г. Тяньшуй), датируемой рубежом 4-5-го тыс. до н.э. На этой стоянке кости обнаружены в погребении. На нескольких соседних стоянках также обнаружено много костных останков, часть из них, видимо, со следами гадания[8]. Самая древняя находка козы (3700 лет назад) относится к культуре Эрлитоу (уезд Яньши, Хэнань), которая многими исследователями относится к первой легендар­ной династии китайской истории - Ся. Анализ ДНК овец показал, что китайские овцы, очевидно, связаны с центральноазиатскими и европейскими линиями и обнаруживают сравнительно сла­бое родство с монгольскими и тибетскими разновидностями. Судя по всему, в Китай овцы и козы попали из Центральной Азии в уже одомашненном виде.

У ученых нет согласия относительно места, где была впервые одомашнена корова, - некото­рые считают, что это произошло 10 тыс. лет назад в Северо-Восточной Африке, некоторые - что 7500 лет назад в Индии. Так или иначе, в среднем течении Хуанхэ корова появилась ок. 4500­4000 лет назад. Наиболее древние находки (4 тыс. лет назад) сделаны на стоянке Шаньтайсы (уезд Чжэчэн, пров. Хэнань) в ареале культуры Луншань. Примерно в это время корова быстро распространилась по всему ареалу и стала крайне популярным животным.

Лошадь, как считается, была одомашнена около 5 тыс. лет назад в степях, протянувшихся от Восточной Европы до Монголии. На ранних стоянках Северного Китая много находок ло­шадей, но все они, видимо, были дикими особями, добытыми на охоте. Самая ранняя находка (XVIII в. до н.э.), которую можно связать с домашней лошадью, сделана при исследовании сто­янки Дахэчжуань (уезд Юнцин, пров. Ганьсу) культуры Цицзя - кости лошади найдены в погребении. В нескольких других стоянках культуры Цицзя также найдено довольно много останков лошадей. По всей видимости, именно из этого региона, игравшего роль посредника между земледельческими культурами долины Хуанхэ - “колыбелью китайской цивилизации” - и степью, домашние лошади попали к древним китайцам. Самая древняя находка в долине Хуанхэ датируется XIII в. до н.э. - так называемые чэмакэны, ямы, в которых погребены ло­шади, запряженные в колесницы. Такие находки сделаны в последней столице династии Шан - Иньсюе, а также в районе г. Сиань пров. Шэньси, где находились исконные земли чжоусцев, ко­торые уничтожили династию Шан и заняли ее место. Судя по всему, домашняя лошадь в течение более чем тысячи лет была не нужна древним китайцам - ее содержание было дорого, подхо­дящих пастбищ не хватало, а функцию тяглового и пахотного скота выполняли быки. Но когда в долине Хуанхэ сформировалось государство, правители которого нуждались в эффектном вы­езде и могли себе его позволить, лошадь была быстро адаптирована и распространилась весьма широко, - но исключительно среди высшей аристократии. Эту высокопрестижную роль лошадь сохранила в Китае надолго.

Последней была одомашнена курица. Ответа о месте и времени ее одомашнивания нет, поскольку процесс доместикации очень долго не оказывал на внешний вид этих птиц никако­го влияния. В Китае следы присутствия кур находят часто, например, они найдены на стоянке Цышань (уезд Уань, пров. Хэбэй) (8 тыс. лет назад) и стоянке Бэйшоулин (г. Бао-ань, пров. Шэньси) (7 тыс. лет назад), но степень одомашнивания этих кур совершенно неясна. В позднем неолите и раннем бронзовом веке появились глиняные и бронзовые фигурки, изобра­жающие кур[9], что не может считаться однозначным доводом в пользу того, что модели скульп­торов были уже одомашнены. Древнейшие находки костей курицы были найдены в могиле на стоянке Дадяньцзы (г. Чифэн, Внутренняя Монголия) (3600 лет назад) вместе с костями собаки и свиньи. Много находок этого же типа (в захоронениях) сделано и при раскопках шан­ской столицы в Иньсюе (XIV-XI вв. до н.э.). К этому моменту, судя по всему, курица была уже одомашнена.

Таким образом, процесс одомашнивания шести домашних животных завершился совсем не в такой глубокой древности, как можно подумать, исходя из данных письменных источников.

Статья Юань Цзина в целом производит хорошее впечатление, несмотря на наличие не­которых “родимых пятен”, характерных для китайской науки (династия Ся рассматривается как бесспорно историческая; современная территория Китая фактически анализируется не как совокупность регионов, в которых историческое развитие шло параллельно и зачастую независимо друг от друга, но как единая область), автор проводит научный анализ и не бо­ится говорить о внешних влияниях, что еще недавно было табу для китайских ученых. Ко­нечно, нельзя не отметить, на каком высоком техническом уровне находится сейчас китайская археология.

В дискуссии, развернувшейся после доклада, М.Е. Кузнецова-Фетисова отметила, что кости куриц составляют примерно 80% от числа всех костных останков, найденных на территории Иньсюе. Таким образом, в это время, несмотря на сравнительно недавнее одомашнивание, кури­ца уже стала у шанцев самым массовым домашним животным.

А.И. Кобзев (ИВ РАН) сообщил о своей недавней поездке в Китай, в рамках которой он посетил 20-ю Международную книжную ярмарку в Пекине (Beijing International Book Fair, см. Фотогалерею), Ин­ститут России, Восточной Европы и Центральной Азии (бывший Институт Советского Союза) и Институт философии Китайской академии общественных наук, а также Хэйлунцзянский университет. Книжная ярмарка с каждым годом становится все более масштабной и, возможно, уже превзошла ярмарку во Франкфурте. Однако Россия, к сожалению, год от года представлена все более скром­но. В этом году, по крайней мере, в ярмарке участвовало издательство “Восточная литература”, однако данный, без сомнения - позитивный, сдвиг в демонстрации достижений российского ки­таеведения не смог переломить общей тенденции к сокращению российского представительства на ярмарке.

В Институте философии зарубежной философией занимаются всего 13 сотрудников (из 130-140), русской - один человек. Раньше китайские ученые опирались на методологию совет­ских коллег-философов, все знали русский язык, но теперь ситуация полностью изменилась. В Институте изучения России, конечно, большинство сотрудников знают русский язык, часто бывают у нас. Институт издает два журнала: один посвящен вопросам экономики, и еще один - по общим проблемам.

Хэйлунцзянский университет сейчас считает себя главным центром изучения русского языка в Китае. В школах русский язык учат с каждым годом все меньше, но мест, где можно получить высшее образование, связанное с русским языком, немного, поэтому число желающих посту­пить в Центр изучения русского языка и литературы с каждым годом увеличивается. В целом перед студентами ставятся прежде всего практические задачи освоения языка, русская культура и литература преподаются в небольшом объеме (интересно, что изуче­ние русской литературы и истории русского языка начинается с “Бедной Лизы” Н.М. Карамзина). Впрочем, при университете есть и Научно-исследовательский институт России, чьими сотрудникам, например, выполнен перевод на китайский язык “Слова о полку Игореве”, в 2010 г. вышел шестой перевод “Мастера и Маргариты”.

Интересно, отметил докладчик, что в Харбине, в котором всю вторую половину ХХ в. шел процесс активной дерусификации, сейчас опять крайне популярно все связанное с Россией - работают русские рестораны, выступают русские музыкальные коллективы, на улицах продается “колбаса”, “квас”. Такое оживление интереса к России вызвано прежде всего коммерческими интересами.

В.Ц. Головачёв (ИВ РАН) выступил с кратким докладом о Первой международной конфе­ренции “Современная Россия и Китай. Диалог цивилизаций”, которая прошла 21-22 сентября в г. Харбине. Она была организована Институтом России Хэйлунцзянского универси­тета и Китайской ассоциацией по изучению России, Восточной Европы и Центральной Азии. Среди участников были русисты из Китая, российские ученые с Дальнего Востока, много молодых, которым поездку оплатили Институты Конфуция. Китайские коллеги отмечали, что сейчас в Китае падает престиж русского языка в средней школе, но ра­стет - на университетском уровне, тем более что вступительные экзамены на русские отделения вузов легче, чем на другие факультеты. Сейчас в Китае около 15 тыс. профессиональных руси­стов, конкуренция между разными научными и образовательными центрами, прежде всего за государственное финансирование, очень велика. Каждый центр выпускает свои журналы, ведет научные проекты. В Китае много переводят русской литературы, например, вышел уже третий перевод “Войны и мира”. Китайские коллеги интересуются происходящим в России, российской науке, крайне заинтересованы в сотрудничестве с российскими учеными.

Семинар прошел оживленно, динамично. Несмотря на разные темы докладов, все они были встречены с интересом.

 

[1] “Чжи-чжэн тяогэ” цзяочжу бэнь (“Статьи о правилах, [составленные в годы правления под девизом] Чжи-чжэн”: сверенный текст с комментарием) / Ханьго-сюэ чжунъян яньцзю-юань (Академия корееведения) (ред.). Сеул, 2007. 490 с.

[2] В традиционной судебной практике Китая еще в древности был разработан механизм гибкой настройки системы законов: в случае, если чиновники на местах не находили решения для конкретной проблемы в числе основных статей, они могли послать в столицу запрос, который рассматривался экспертами, которые составляли рекомендации по его решению. Если вопрос был достаточно важным, то он мог быть включен в число судебных прецедентов, которые должны были учитываться при принятии судебных решений. Таким образом, несовершенство той или иной статьи законов могло быть исправлено с учетом “сигналов снизу”.

[3] Законы Великой династии Мин со сводным комментарием и приложением постановлений (Да Мин Люй цзи цзе фу ли). Ч. 1. М., 1997; ч. 2. М., 2002; ч. 3. М., 2012.

[4] Так называемый Денисовский человек, обнаруженный на Алтае российскими археологами в 2008 г. В 2010 г. при ДНК-анализе костных останков было установлено, что обнаруженный человек принадлежал к ранее неизвестному виду древних людей, населявших планету одновременно с кроманьонцами (непосред­ственно Homo sapiens) и неандертальцами. У некоторых современных популяций (в основном в Меланезии) обнаружены гены, общие с денисовцами, что говорит о том, что, подобно неандертальцам, они скрещива­лись с кроманьонцами и внесли свой вклад в геном современного человека.

[5] Доклад был основан прежде всего на статье Юань Цзина, сотрудника Центра научной археологии Института археологии Китайской академии общественных наук: Юань Цзин. Чжунго гудай цзя-ян дунъу ды дунъу каогусюэ яньцзю (Изучение домашних животных Древнего Китая с помощью археологии живот­ных) // Ди сы цзи яньцзю (Поквартальные научные записки) (Quarternary sciences). Т. 30, № 2, 2010, Март. С. 298-306.

[6] Абсолютные лидеры в роли таких “загробных компаньонов” на территории Китая - свиньи. Собаки относительно часто встречаются в могилах только в восточной части Китая, а овцы “появляются” в могилах лишь в позднем неолите. Однозначно интерпретировать эти данные непросто, но очевидно, что они многое могут сказать о хозяйстве и верованиях людей, населявших разные районы Китая, а также лишний раз под­черкивают, насколько различны были эти племена в самых разных аспектах.

[7] Все отличительные признаки, связанные с зубами, крайне важны - ведь именно зубы сохраняются лучше других костей и обнаруживаются археологами особенно часто.

[8] Впоследствии эта практика была воспринята и в долине Хуанхэ - именно на гадательных костях появ­ляются самые древние из дошедших до нас древнекитайских текстов.

[9] Особенно это характерно для культур юга Китая - пров. Хубэй (стоянка Шицзяхэ  глиняные статуэтки) и Сычуань (стоянка Саньсиндуй бронзовые  статуэтки).

 

Отчет опубликован: Дмитриев С.В. Китай и мир. Традиции и современность // ВОСТОК (ORIENS), 2014, № 3, с. 146-151.