Новости Отдела Китая ИВ РАН

10 декабря 2014 года

Четырнадцатый семинар

Четырнадцатый семинар Четырнадцатый семинар

 

10 декабря 2014 г. в Институте востоковедения РАН прошел XIV ежеквартальный семинар Отдела Китая “Китай и мир. Традиция и современность”. Впервые за долгие годы в Москве был проведен научный форум, полностью посвященный вопросам тангутской лингвистики.

Семинар открыл М.В. Софронов (ИСАА МГУ), ведущий российский тангутовед, автор единст­венной в мире “Грамматики тангутского языка”. Он рассказал об истории тангутоведения и его основных достижениях, а также представил основного докладчика - Линь Инцзинь, научного сотрудника Института лингвистики Академии Синика (Тайвань) - одну из крупнейших современных тангутоведов и специалистов по тангутскому языку. Лекция Линь Инцзинь была посвящена проверке гипотезы К.Б. Кеппинг, высказанной ей в 1985 г., относительно того, что тангутский язык обладал характеристиками эргативного строя. Отметив высочайшую степень новаторства гипотезы, Линь Инцзинь на примерах из тангутских текстов показала, что признаки эргативности в тангутском языке присутствуют, но вряд ли можно говорить, что это было каче­ством, обязательно присущим языку, так как во многих случаях никаких указаний на наличие эргативного падежа нет. Может быть, дело в том, что тангуты, переводившие с иных языков нужные им тексты, попадали под определенное влияние языков оригинала, поэтому в текстах, переведенных с китайского, никакой эргативности нет, а в текстах, переведенных с письмен­ного тибетского, она присутствует. Бесспорно, оригинальных тангутских текстов мы знаем не так много, и в целом они недостаточно изучены. Возможно, в будущем появятся данные для окончательного ответа на вопрос о наличии или отсутствии эргативности в тангутском языке. М.В. Софронов обратил внимание на то, что некоторые наблюдения Линь Инцзинь позволяют поставить вопрос о пересмотре современных представлений о притяжательных конструкциях в тангутском языке - вероятно, помимо посессивной конструкции в нем также возможно было выражение некоторой связи с предметом, не предполагающей обладание им.

Несмотря на небольшое количество слушателей, данное мероприятие можно отнести к важ­нейшим научным событиям года.

18 февраля 2015 г. состоялся XVI ежеквартальный семинар Отдела Китая ИВ РАН “Китай и мир. Традиции и современность”, преимущественно посвященный проблемам исторической фонологии древнекитайского языка.

Тема выступления Г.С. Старостина (ШАГИ РАНХиГС) - “Вопросы отражения звучащей речи в графической репрезентации классических китайских памятников”. За сто лет мировое китаеведение достигло больших успехов в области изучения исторической фонологии китайского языка. К сожалению, отечественная синология в последние годы практически не участвует в таких исследованиях. Так, студенты китаеведных специальностей зачастую завершают профильное образование, не слишком разбираясь в этих вопросах и даже не зная о существовании подобной проблематики.

Историческая фонология родилась в Китае - филологи поздней Мин и Цин (XVII-XIX вв.) не только заметили, что многие знаки, рифмующиеся в Ши цзине (“Канон стихов”, XI- VII вв. до н.э.), не рифмуются сейчас, но и сумели провести огромную работу по систематизации данных и частичной реконструкции звучания древнекитайского языка. Изучение рифм Ши цзина по-прежнему остается основным направлением в изучении фонологии в Китае.

Благодаря работам Бернхарда Карлгрена (1889-1978)[1] историческая фонология древнекитай­ского языка оформилась как наука, была предложена первая система реконструкции. Крупным вкладом российских ученых считаются реконструкции С.Е. Яхонтова[2] и С.А. Старостина[3]. Се­годня из существующих вариантов реконструкции наиболее популярной можно назвать систему, предложенную В. Бакстером и Л. Сагаром[4], однако и она не идеальна. Главное же - положение, что фонетика китайского языка не была неизменной и обращение к исторической фонологии совершенно необходимо для решения ряда синологических проблем, уже давно стало общепри­нятым как в Китае, так и на Западе. У нас же оно, увы, пока остается достоянием крайне узкого круга специалистов-лингвистов.

Древнекитайский язык фонетически отличается от среднекитайского, будучи ближе к тибето- бирманским языкам, в то время как среднекитайский, очевидно, подвергся значительному влиянию австронезийских языков. Судя по всему, в древнекитайском языке слог (на письме выражаемый знаком) фонетически не был неизменен, в него могли вводиться разного рода словообразующие префиксы, суффиксы и инфиксы, оттенявшие оттенки смысла, взаимоотношения с другими чле­нами предложения или разделявшие различные грамматические функции. В среднекитайском языке это стало невозможным, слог “закрылся”, практически потеряв возможность менять свое звучание; оттенки смысла или грамматическая функция стали, как правило, выражаться посред­ством взаимодействия с другими знаками или служебными частицами, а также синтаксически - положением в предложении. Некоторые варианты звучания слогов сохранились в словарях в виде разных чтений знаков (часто различающихся и семантически), но далеко не все: сохранив память об изменении чтения знаков, китайские филологи забыли причину этого изменения.

Эти изменения, во многом происходившие накануне и во времена существования империи Хань (202 г. до н.э. - 220 г. н.э.), отразились и на письменности. В доимперское время фоно­идеографические знаки (в определенном объеме передающие информацию как о смысле, так и о звучании слова), которые со времен Хань занимают основное место в китайской письменности, были немногочисленны - значительно более важную роль играли так называемые заимствованные знаки, передающие только звучание (для записи слова использовался более простой или часто употребляемый знак - омоним). Одним и тем же знаком могли записываться целые группы близких по звучанию слогов, отражавших целое поле семантических и грамматических единиц - и, видимо, именно фонетика, а не семантика, была основой древнекитайского письма эпохи Чжоу.

Естественно, в разных местах могли использоваться разные знаки-омонимы, что в условиях единой империи, конечно, было неприемлемо. Ситуация дополнительно осложнялась тем, что изменения фонетики слогов, о которых было сказано выше, приводили к тому, что многие знаки, до того бывшие омонимичными или близкими по звучанию, таковыми быть переставали - и потому многие древние тексты, принципиально важные для имперской культуры и образования, становились крайне трудными для понимания (или для их понимания требовались подсказки учителя, чья компетенция тоже не всегда была бесспорна). Ханьские лексикографы постарались решить эти проблемы путем увеличения количества и роли фоноидеографических знаков - зача­стую они образовывались путем добавления к популярному фонетику ключей-детерминативов, указывавших на тот или иной оттенок его смысла. Важнейшие тексты традиции были перепи­саны, заимствованные знаки по возможности заменены на фоноидеографические; тексты были снабжены комментариями (впрочем, замена знаков проводилась не вполне системно, а поскольку процесс изменения языка к этому времени шел уже довольно долго, то степень понимания текста комментаторами тоже нередко оставляет желать лучшего).

Распространенное в литературе представление о том, что с эпохи Цинь-Хань письменность была полностью унифицирована (как показали и археологические находки) совершенно оши­бочно - ни циньським, ни ханьским властям не удалось этого добиться: несмотря на огромные усилия, в разных областях империи правила письменности по-прежнему сильно отличались; новые тенденции, связанные с усилением роли фоноидеографических знаков и отказом от за­имствованных знаков, передающих только фонетику, приживались долго и трудно. Практически это произошло уже в раннем средневековье, когда древнекитайский язык стал мертвым, чисто письменным языком, изучаемым в школах, а живое развитие языка стало происходить в рамках практически безписьменных диалектов среднекитайского языка.

Все эти открытия полностью развенчали многие долго жившие в историографии мифы. Например, не выдерживает никакой критики представление о том, что древнекитайский язык был языком интеллектуалов, во многом искусственным и сугубо письменным, поскольку он совер­шенно непонятен на слух (на самом деле фонетика древнекитайского языка была гораздо богаче, чем современная, поэтому многие омонимичные сегодня знаки в древности таковыми вовсе не были); анализ многих древних текстов показывает, что они как раз ориентированы прежде всего на передачу звучания, а не тонкостей синтаксиса или грамматического строя. Пересмотру, вероятно, необходимо подвергнуть и устоявшееся мнение о том, что знаки древнекитайского языка были невероятно пластичны и могли выполнять функции чуть ли не любых частей речи в зависимости от контекста и порядка слов в предложении. Судя по всему, это не более чем иллюзия, основанная на том, что древнекитайские языки не передают всех тонкостей собственной фонетики. Таким образом, там, где мы видим один знак, способный выступать как в функции существительного, так и в функции прилагательного или глагола, древний китаец видел несколько слов, обозначаемых одним знаком, но читающихся по-разному[5]. Искусственным языком, почти непригодным для устного общения, древнекитайский стал уже в средние века.

Конечно, изучение древнекитайского языкового материала очень затруднено тем, что в нашем распоряжении пока совсем немного текстов, не прошедших через ханьскую реформу (они могут быть обнаружены только археологически); в текстах же, подвергшихся ей, исходное написание сильно изменено, причем не всегда систематически, что затрудняет уверенную реконструкцию. Зато теперь имеются компьютерные базы древнекитайских текстов, позволяющие быстро и ис­черпывающе анализировать контексты употребления того или иного знака. Это позволяет делать выводы о правилах их употребления на гораздо более прочном фундаменте, чем раньше - словарь или комментатор может ошибиться в толковании знака, но весь корпус языка - нет.

В заключение докладчик подробно остановился на конкретных примерах отражения в иеро- глифике древнекитайского языка звучания живой речи. Так, давно замечено, что комбинация знаков чжи (указательное местоимение, глагол, служебное слово) и вопросительной частицы ху в доханьских текстах часто заменяется знаком чжу (“все”), что нельзя объяснить никакими грамматическими резонами. Однако если вспомнить, что знак чжи в это время читался как *ts, а ху - как *wa, то все становится на свои места. Причем это стяжение факультативно - т.е. иногда эти два знака проговаривались более отчетливо, а иногда редуцировались - в зависимости от манеры речи или диалектальных особенностей. Диалектальными особенностями, возможно, объясняется и то, что в Ши цзине и Шан шу (“Чтимые писания”) знак жань 然 (“так, таким образом”, местопредикатив “быть таким”) часто заменяется знаком янь 言 (“слово, речь”) - дело в том, что жань в то время читался как *nan, и если он шел после слога с гортанной согласной, то первая *n закономерно переходила в гортанную *ц, и 然 соответственно уступало место 言 - *gan. Объяснить эту замену (что пытались сделать многие поколения китайских филологов) без использования достижений исторической фонологии, как видно, совершенно невозможно. Подобных примеров довольно много.

Л.П. Черникова (ИВ РАН) рассказала о своем пребывании в Шэньянском университете и обучении на курсах китайского языка для научных сотрудников и преподавателей китайского языка.

К сожалению, специализированные научные мероприятия, посвященные исторической фо­нологии - одной из наиболее интересных областей современной лингвистики и синологии - у нас крайне редки, так что данный семинар явился важным событием научной жизни.

[1] Karlgren B. Etudes sur la phonologie chinoise // Archives d’etudes orientales, XV, 1-2. Upsala, 1915-1916; Idem. Grammata Serica, Script and Phonetics in Chinese and Sino-Japanese // The Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities, Stockholm, 1940; Idem. Compendium of Phonetics in Ancient and Archaic Chinese // The Bulletin of the Museum of Far Eastern Antiquities, Stockholm, 1954; Idem. Grammata Serica Recensa. Stockholm: Museum of Far Eastern Antiquities, 1957.

[2] Яхонтов С.Е. Древнекитайский язык. М.: Наука, 1965.

[3] Старостин С.А. Реконструкция древнекитайской фонологической системы. М.: Наука, 1989.

[4] Baxter W.H., Sagart L. Old Chinese: A New Reconstruction. Oxford University Press, 2014.

[5] Реликты этого заметны и в современном языке - знак ван i в значении “правитель, царь” читается вторым тоном, а в значении “править” - четвертым (БКРС, № 502, т. 2, с. 155). Конечно, это не случайность, а последние следы фонетического различия этих двух слов, записывавшихся одним знаком.

 

Отчет опубликован: Дмитриев С.В. Китай и мир. Традиции и современность // ВОСТОК (ORIENS), 2016, № 4, с. 192-194.